«А не поймет ли он меня как-нибудь не так? Раз я поднимаю руку на Потапчука, значит, смогу поднять и на него? Нет, такое ему даже в страшном сне не привидится, никому не интересно плевать в колодец, из которого пьешь. Я привык к деньгам и отвыкнуть уже не смогу. Он это знает. И если быть абсолютно честным, смерть Потапчука нужна не ему, а мне. Ему нужно что – убить президента. Это мне мешает генерал ФСБ…»
Руднев, наверное, еще долго размышлял бы, но дорога к загородному дому не была бесконечной. Полковник с тяжестью на сердце шагнул к двери дачи. С неприязнью посмотрел на рослого телохранителя с туповатым лицом.
«Ну точь-в-точь его хозяин в молодости – мыслей ноль, а самомнения!..»
– Проходи Аркаша, – послышался из гостиной спокойный голос опального генерала.
– Сейчас, ноги только вытру, а то у вас тут чистота такая.
– Брось херню городить. Найдется кому убрать. Ты только смотри, дерьмо на подошвах не неси, а песок и глину, это можно, это не грязь, а земля-матушка.
– Откуда дерьму взяться-то, – сказал Руднев, входя в комнату, – на машине целый день, да по коридорам, застланным коврами.
– Застланным-засранным, – рассмеялся шеф.
«И чего это он в настроении сегодня, – изумился полковник, – давеча говорили по телефону – злой был».
– Садись, закуривай.
Это уже переходило все границы: ладно бы еще просто разрешил курить, но чтобы сам предложил?! Сверхъестественно! После этого и сигаретный дым, вдыхаемый Рудневым, показался полковнику не таким вкусным, как прежде, – курил будто по приказу, а не потакая собственному желанию и привычкам.
А генерал ждал, пока Руднев придет в себя после дороги, не торопил, будто времени у них вагон и маленькая тележка.
– Аркаша, – наконец прервал молчание шеф, – если ты приехал ко мяк так срочно, то говори.
И моментально после этого у полковника произошло просветление в голове.
Ласковость отставного генерала была притворством, теперь в самых обыденных словах сквозила угроза, и Руднев сообразил, что предложение закурить было лакмусовой бумажкой – проверкой, как далеко он сможет зайти, если ему позволить действовать самостоятельно. И полковник это нехитрое испытание с блеском провалил. Теперь хозяин загородного дома доверял ему еще меньше. Хотя, наверное, больше, чем кому бы то ни было другому в этом мире, за исключением самого себя, разумеется.
– Предложение есть, – промямлил Руднев, неуклюже гася сигарету в девственно чистой пепельнице из горного хрусталя.
– Попробовал бы ты его не иметь, – хищно улыбнулся опальный генерал.
– Потапчука убрать надо, – с решимостью выдохнул Руднев.
– Круто, – покачал головой хозяин дома, – круто ты за дело взялся. Он-то тебе чем мешает?
Полковник набрался наглости:
– Вам, а не мне мешает.
– Мне? – пожал плечами собеседник. – Мне он не мешает. Твоя нерасторопность – да А Потапчук? Что он может? Я все знаю о том, что он замышляет, мои люди повсюду есть.
– Это самообман.
– Нет, Аркаша, это у тебя мозги помутились от страха. Абсолютно обо всем мне докладывают.
– Не уверен. В мысли к нему вы не залезете. Он и «дезу» через наших людей подбросить может.
– Ты говоришь так, словно Потапчук бегает за тобой с пистолетом и в голову тебе метит. Пусть себе развлекается со своими людьми, упивается властью.
Они же за нами следом идут, значит, к конечной цели опоздают, обязательно опоздают. Понял?
– Не так все просто, не так… – забормотал Руднев. – Тяжело.
– А ты, мудозвон, хотел, чтобы легко было? Трахаться, и то тяжело, хоть и приятно, если тебя не насилуют.
Ругательства слетали с уст этого человека так же легко и непринужденно, как любые другие слова. Брани он не придавал особого значения. Хотя себя подобными словами не называл – только других, только подчиненных.
– Это правильно, – согласился Руднев.
– Вот видишь. Нельзя сейчас Потапчука трогать, представь, какая вонь начнется, а нам нельзя пока пыль поднимать. Потом – сколько угодно. А до тех пор умерь желания. Удар мы должны нанести точный.
– Он слишком многое знает.
– Херня! Кто ему верит? Вот если его прибьют, тогда поверят всем его бредням и тебя за задницу – цап! – отставной генерал щелкнул пальцами.
– Тоже правильно.
– Так чего же ты хочешь?
– Из двух зол всегда выбирают меньшее.
– Что-то ты заговорил риторикой последних выборов, кончились они, забудь.