Он положил руку ей на талию и безразличным тоном спросил, показывая на флакон из зеленоватого стекла:
– Кто, интересно, забыл здесь этот чудесный аромат?
Муж?
Вика усмехнулась и кончиками пальцев слегка царапнула ему шею над правой ключицей.
– А у вас, сударь, память просто девичья, – проворковала она. – Мы его вместе выбирали в «Пассаже». Хороший, правда?
Марк старательно наморщил лоб, но результата не получил. Память на слово «пассаж» отреагировала только рифмой «вернисаж», но не более. На всякий случай он спросил:
– Мы курили травку?
Прищурившись, Вика покачала головой.
– Это мелко. Мы курили кальян. Отличный индийский хэш, бэби.
– Все ясно.
Он шлепнул девушку по твердым ягодицам. Она рассмеялась и прижалась к нему еще сильнее.
– Вика, мне нужно кое-кому позвонить, – Марк наконец нашел в себе силы отстраниться. – Ты поплавай пока что, о'кей?
Она недовольно надула губы, но он решительно вышел из ванной, оставив ее в одиночестве.
Вернувшись в спальню, Марк взял с тумбочки телефон, подошел к окну и распахнул все секции. Теплый летний ветер взъерошил ему волосы. Он закурил и набрал номер отца.
– Слушаю, Марк, – отозвался Эрдман-старший спустя несколько гудков.
По голосу чувствовалось, что он сдает уже не по дням, а по часам. Видимо, его страшный недуг и в самом деле вступил в свою завершающую фазу.
– Здравствуй еще раз, – произнес Марк, выдохнув слова вместе с дымом. – Ты звонил Олегу?
– Да, – его короткий ответ был похож на упавший в колодец камень.
После чего наступила тишина.
Марку не терпелось задать следующий вопрос, но он боялся сделать это. А отец явно не хотел продолжать.
– Он отказался? – наконец предположил Марк. – Война не на жизнь, а на смерть?
– Вот именно, – голос в трубке сделался совсем мрачным. – На смерть. Сегодня тебя объявили в федеральный розыск и не остановятся ни перед чем.., даже перед ликвидацией. Они перестраховываются, что, в общем-то, правильно.
Но… – Эрдман-старший запнулся. – Я никогда не думал, что фигурантом такого приказа станешь ты.
Марк, прищурившись, смотрел в окно на залитый золотом город.
– Я тоже не думал, – произнес он каким-то чужим голосом.
Так, будто речь шла вовсе не о нем, а о человеке, совершенно незнакомом им обоим.
– Что будет делать Олег, я не знаю, – снова заговорил отец. – В общем-то, он так и не дал однозначного ответа. Я думаю, в момент вашей встречи все будет зависеть от того, как ты себя поведешь. Он может помочь.., но нужно его убедить в этом. Тебе ведь потребуются новые документы, деньги…
– Деньги не проблема, – прервал Марк монолог в трубке. – Хорошо, отец, я понял. Если выберусь отсюда, то первым делом загляну к тебе, обещаю. Пожелай мне удачи.
– Удачи, сын, – специально ради этой фразы Эрдман-старший сумел-таки добавить в свой уставший голос немного бодрости. – Надеюсь, ты выберешься.
– Спасибо.
Марк отключил телефон.
Постоял некоторое время, затягиваясь практически без пауз. Щелчком пальцев отправил окурок в окно, сдул с подоконника серые щепотки случайно упавшего пепла.
Сзади, ступая практически бесшумно, на цыпочках подошла Виктория – Слушай, – спросил Марк, когда она положила голову с влажными волосами ему на плечо. – А чем ты зарабатываешь на жизнь?
– Я фотограф, – просто ответила она.
– Не думал, что с помощью камеры в наши дни можно заработать на «порше», – озадаченно протянул он.
– «Порше» остался мне от мужа. Он погиб.
Ее голос при этом ничуть не изменился. Так говорят о вещах грустных, но уже давным-давно оплаканных.
– Извини, – Марк накрыл ее ладонь своей – Я не хотел.
– Ладно тебе, – Вика чуть-чуть отстранилась, ее тело почти неуловимо напряглось. – Мой муж разбился на этом «порше». В том месте, где я тебя подобрала. Я восстановила машину. Для этого пришлось то, что от нее осталось, отвезти в Германию, на завод. Езжу на ней до сих пор. Когда на душе особенно тяжело, катаюсь по автостраде с закрытыми глазами, – она вздохнула. – А что касается фотографии.., ты знаешь, на «порше» можно заработать и этим. Я очень модный фотограф. Много работаю для пиарщиков и рекламистов. Причем не только в этой стране.
Некоторое время Марк молчал, обдумывая услышанное.
Еще один повод усомниться в ее нормальности? Ну кто, будучи в здравом уме и трезвой памяти, сядет в машину, зная, что ее салон стал гробом для другого, к тому же близкого, человека? Наверняка было много крови… Он очень живо представил себе забрызганные красным сиденья, потом – высохшие бурые пятна, которые с традиционной немецкой тщательностью смывают щелочными составами работники завода Porsche AEG, втайне покручивающие у виска пальцами при упоминании об «этой сумасшедшей русской». Интересно, что ею двигало? Что она испытывала, садясь за руль этого автомобиля?