Особенно,... 
68 
И снова, опять же как обычно, Косте подумалось, что Гамлет, если его хорошенько заинтересовать, мог бы организовать не только присвоение домика, но и исчезновение Клавки. Что ему стоит, в конце концов? Дело-то нехитрое...
Вечер был теплый и в то же время не такой удушливо-знойный, как это бывает летом. Южные сумерки быстротечны; на город уже опустился черный бархат ночи, и вдоль улицы зажглись редкие фонари, сверкавшие сквозь черное кружево листвы, как огромные драгоценные камни. Вокруг них, прямо как летом, облачками кружилась мошкара. Кругом было тихо, лишь из упрятанных в темных садах, увитых виноградными лозами домишек время от времени слышалось то бормотание работающего телевизора, то голоса и смех, то стук посуды. Изредка оттуда доносились вкусные запахи позднего ужина. Завьялов миновал припаркованный на обочине возле чьей-то калитки "Москвич" и вступил в размытый круг зеленоватого света от висевшего на столбе ртутного фонаря.
В это время впереди, в какой-нибудь паре метров от него, с каменного забора мягко, по-кошачьи спрыгнул какой-то человек. У Кости замерло сердце в груди: именно этого он и боялся все время. Сейчас отнимут выручку да еще и по шее накостыляют... А все Клавка, чтоб ей пусто было! Доехал бы на такси до самого дома, и ничего бы не случилось...
Он замедлил шаг и обернулся через плечо, ожидая увидеть позади себя еще одного грабителя. Но сзади никого не было, и у Завьялова немного отлегло от сердца: в конце концов, мало ли по какой причине человек решил перелезть через забор! Может, он от бабы возвращается, а возле калитки, к примеру, муж стоит...
В это время незнакомец вышел на свет, и Костя понял, что по сравнению с тем, что ему сейчас предстоит, ограбление – ерунда на постном масле.
Он остановился. Чертов москвич, которому давным-давно полагалось быть избитым до полусмерти, а то и вовсе мертвым, как печная заслонка, подошел ближе и с очень неприятной улыбкой негромко сказал:
– Добрый вечер, маэстро. Пожалуйте бриться!
– Тебе чего? – агрессивно спросил Костя.
Он трусил, но держался нагло. Две мысли не давали ему покоя: "Неужели Гамлет меня кинул?" и "Что сейчас будет?". В общем-то, Костя был намного крупнее москвича, и на какое-то мгновение ему показалось, что он сумеет отбиться. Но на смену этой мысли пришло воспоминание о драке за продуктовыми палатками, которую и дракой-то нельзя было назвать, – москвич просто вырубил его, как радио, да так ловко, что Костя даже не успел заметить, как это произошло, – и Завьялов почувствовал предательскую слабость во всем теле. Драться с этим человеком было все равно что выходить один на один с несущимся по рельсам тепловозом – сомнет и не заметит.
– Ну, чего надо? – снова спросил он, потому что москвич молчал, разглядывая его с каким-то странным любопытством.
– А то ты не знаешь, – почти миролюбиво произнес москвич. – Помнишь, что я тебе обещал? Ты пойми, чудак, мне об тебя мараться неохота, но я же слово дал! Ну-ка, быстренько иди сюда!
Костя Завьялов молча повернулся к нему спиной и бросился бежать. Умом он понимал, что это бесполезно, тем более что бежал он не к дому Клавки, где была хоть какая-то надежда укрыться и отсидеться за запертой дверью, а в противоположную сторону – в ночь, где его никто не мог защитить.
Мешок с картинами, брякая, бил его по колену, планшет норовил выскользнуть из-под мышки, мешая бежать. Костя попытался отбросить его в сторону и назад, но удача в этот вечер явно была не на его стороне – проклятый планшет зацепился за одежду каким-то вылезшим гвоздем, перевернулся, больно ударил Костю по голени и с деревянным грохотом упал прямиком ему под ноги. Завьялов споткнулся, потерял равновесие и пробежал несколько метров головой вперед, словно собирался кого-то боднуть. Под конец этой пробежки ему удалось совладать со своими ногами, он начал было распрямляться, но тут мешок с картинами – здоровенный, сшитый специально для этой цели из крепкого дерматина, с широким брезентовым ремнем для ношения на плече – соскользнул с этого самого плеча, и тоже вперед, под ноги. Костя споткнулся, запутался ногами в ремне, перелетел головой вперед через чертов мешок и рухнул на мощенную камнем дорогу. Его правая рука при этом как-то очень неловко подвернулась, а в следующий миг на нее обрушился немалый вес Костиного тела. Раздался едва слышный щелчок, как будто сломалась сухая ветка, и Костя заорал благим матом от пронзившей запястье нестерпимой боли.
68 
