36 
— Изуродовали мне руку, — продолжал Стась, поддергивая рукав и демонстрируя почтительно внимавшему Мишане обмотанное грязным бинтом предплечье. — Пошел в поликлинику, а мне говорят: бытовая травма.
Хочешь, говорят, справку выпишем? Без оплаты… А на хера она мне нужна без оплаты?
— Ух ты, — сказал Мишаня, еще больше отвешивая нижнюю губу и благоговейно притрагиваясь корявым пальцем к повязке. — А чего?
— Что — чего? — не понял Стась.
— Чего изуродовали?
— А… Так общага же… Иду я это вечером с кухни, в руке чайник с кипятком, а эти козлы на пол наблевали. Ну, я и поскользнулся…
— Ушибся? — сочувственно спросил Мишаня.
— Вот дурак, — восхитился Стась. — Какой хрен ушибся — обварился, е-н-ть, как свинья…
Сергей Дмитриевич вздохнул. В этом был весь Стась.
Только он мог безропотно терпеть рядом с собой Мишаню, все время норовившего уронить напарнику на пальцы кирпич или вывалить на голову лопату раствора, и только он, Стась Яремский, мог поскользнуться на чужой блевотине и вывернуть на себя чайник кипятка…
Зато он не бродит по ночам, подумал Сергей Дмитриевич и совсем уж было собрался повернуться и тихо уйти восвояси, но тут проклятый недоумок Мишаня заметил начальника и шарахнулся, как испуганная лошадь, бросив затравленный взгляд под ноги — туда, где под тонким слоем глины покоилось добрых полкубометра цементного раствора. Заметив его маневры, Яремский обернулся и нехотя встал, зажав в углу рта потухшую беломорину.
— Привет, Митрич, — сказал он. — Что ты, понимаешь, подкрадываешься, как маньяк…
Сергей Дмитриевич неожиданно для себя самого скрипнул зубами. Внезапно оказалось, что его кротость и сговорчивость имеют предел, и ему вдруг захотелось выхватить у Мишани лопату и колотить обоих по головам до тех пор, пока они не вобьются в землю по самые ноздри. Надо же, что придумали: раствор хоронить! Маньяки, е-н-ть…
— Почему сидим? — скрипучим начальственным тоном спросил он.
— Дак, Митрич, чего же делать, если раствор весь вышел? — рассудительно ответил Стась. — Не заказывать же его в конце дня. Сами переживаем — делов-то осталось с воробьиный нос… Скажи, Мишаня?
Недоумок ожесточенно закивал головой и утвердительно фыркнул, отчего из левой ноздри у него вылетела длинная зеленоватая сопля и повисла на верхней губе, поросшей редкой, отвратительной на вид щетиной. Сергей Дмитриевич почувствовал, что теряет над собой власть. Ситуация была самая что ни на есть будничная — ему было плевать и на раствор, и на колодец, и на Стася с Мишаней, — но в последнее время на него свалилось столько неприятностей, что рассудок временно помутился. Странно, подумал он с холодным удивлением стороннего наблюдателя. Очень странно. Раньше это случалось только по ночам, а вот теперь днем… Болезнь прогрессирует, решил он, хищным движением выдирая из рук Мишани лопату и еще не зная, что будет с ней делать.
— Кончился? — надтреснутым, дрожащим от ярости голосом переспросил он. — Кончился?!
Он взмахнул лопатой и вогнал штык в податливую глину. Наступил на него, загоняя лопату поглубже, налег всем телом на отполированный ладонями черенок и с натугой вывернул на поверхность зеленовато-серый рассыпчатый ком — хоть сейчас в работу.
— Ну?! — яростно прорычал Сергей Дмитриевич и швырнул лопату под ноги пугливо отскочившему каменщику. — Сколько здесь — полкуба, куб? Это уголовщина, тебе понятно?! При Сталине тебя бы шлепнули за это дело, а при Андропове загнали туда, куда Макар телят не гонял…
— Не при Сталине живем, — осторожно огрызнулся Стась. Сергей Дмитриевич шагнул к нему, и каменщик резво отпрыгнул назад, зацепился за край колодца и чуть было не нырнул в него головой вперед. — Ну, ты чего, Митрич, — примирительно заныл он. — Чего ты, в самом деле? Мы тут целый день по пояс в глине, как эти… а ты, блин, как этот…
— Вот что, — холодно сказал Сергей Дмитриевич, брезгливо вытирая испачканные о черенок лопаты пальцы краем халата. — Сейчас раскопаете эту могилу, — он кивнул на смешанную с цементом глину у себя под ногами, — и закончите колодец, а завтра пойдете на сборочный, бетон кидать… Учтите, я проверю.
— Ты на часы-то смотрел? — медленно закипая спросил Стась. — Ишь, раскомандовался…
— Повторять не буду, — отчеканил Сергей Дмитриевич. — Хочешь работать — работай, а не хочешь — пойдешь за ворота. И не надейся, по собственному желанию я тебе уволиться не дам. Пойдешь по статье, за пьянку на рабочем месте… С такой записью тебя уборщиком в морг не примут.
36 
