Последние отзывы

  37  

К их с Гавриловым домику он шел по газонам, прячась за кустами и деревьями, обходя освещенные ночными фонарями крупные дорожки, опасаясь сообщников Гаврилова. Там, где блестели глянцевитые листья рододендронов, ему мерещились кожаные куртки.

Возле их домика никого не было, по крайней мере он никого не заметил. Он прошел через пустую гостиную в свою комнату, не раздеваясь, бросился на кровать и почему-то мгновенно уснул.

Утром его разбудил Гаврилов. Он взял с тумбочки книгу и спросил:

— Ну что, добили графа Толстого?

Сын Вождя не ответил, делая вид, что еще не совсем проснулся. Он почти ненавидел Гаврилова, но лгать все равно не хотелось.

— Идемте на завтрак! Потом о Толстом поговорим…

Завтрак подавала сменщица Марины. Сын Вождя этому даже был рад — как бы он смотрел в глаза Марине, ведь он не мог ей ничего объяснить.

После завтрака Гаврилов объявил, что ночью пришла телефонограмма: им приказано срочно возвращаться в Москву, там на его счет принято какое-то важное решение.

— А книжку Толстого отдайте дежурной, она ее вернет в библиотеку санатория, — бросил ему Гаврилов, вставая из-за стола. — Кстати, это у вас не «Война и мир», а «Воскресение». Впрочем, это неважно. Ну, идемте собираться, через полчаса за нами прибудет машина.

Когда Сын Вождя укладывал в чемодан свои серые брюки из холстинки, в которых ходил на прогулку с Мариной, он услышал глухой стук: из кармана брюк на пол выпал круглый белый голыш. Тот самый, за которым они с Мариной ныряли в море.

У ворот санатория «эмку», приехавшую за ними, чтобы везти их с Гавриловым на вокзал, задержал дежурный: шофер «эмки» должен был свернуть в боковую аллею, чтобы пропустить въезжавший в ворота странный крытый фургон.

В Москве их встречали на перроне «кожаные куртки» в защитной форме. Гаврилов куда-то мгновенно исчез, и Сын Вождя никогда уже больше его не встречал. Сына Вождя взяли под руки и быстро провели куда-то за здание вокзала. Там в закутке стоял точно такой же фургон без окон, какой встретился им в воротах санатория. Сзади фургона открылась дверь, и Сыну Вождя приказали в него влезать по короткой железной лесенке. Внутри фургон был перегорожен решеткой. Его завели за решетку и велели сесть на скамью, а потом с лязгом закрыли за ним дверь из толстых железных прутьев. Перед решеткой двое охранников с винтовками уселись на скамейки. Машина тронулась и повезла его на Лубянку. Потом он узнал, что такой фургон зовется «черным вороном» или «воронком» и теперь в таких «воронках» возят арестованных.

Не было ни суда, ни допросов — ничего. Его просто отвезли в Казань и поместили в специальную психиатрическую больницу закрытого типа. А белый камушек так и остался у него: при обысках он прятал его во рту…

Двадцать лет спустя его выпустили и поселили в этой самой ленинградской однокомнатной квартире, из которой он так ловко сумел сегодня уйти, чтобы отпраздновать свой ДЕНЬ СВОБОДЫ.

Уже стемнело, и метель улеглась. Сын Вождя поглядел в последний раз на белый камень, аккуратно завернул его в платок и опустил на дно кармана. Пора было возвращаться домой. Он встал и побрел по глубокому гладкому снегу. Его следов, оставленных, когда он шел к скамье, уже не было видно — метель успела их замести.

ПОСЛЕСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

21 января 2002 года я была на даче под Петербургом у своих старинных друзей, отмечавших серебряную свадьбу. Большинство гостей было мне раньше незнакомо, так что имен я не запомнила, но общество подобралось интересное. После соответствующих юбилею тостов и первой атаки на закуски разговор, как водится, зашел о мировых и российских проблемах и с этих рельс уже не сходил до конца вечера.

Кто-то вспомнил, что сегодня день смерти В. Ленина. Естественно, заговорили о том, как же теперь следует поступить с мумией Вождя.

— Сжечь, пепел забить в пушку и выстрелить в сторону Запада! — заявила Хозяйка дома.

— Благодарствуйте, хозяюшка, — сказал Гость-эмигрант, приехавший из Парижа погостить на исторической родине. — За какие же это грехи вы хотите посыпать наши головы таким отвратительным пеплом?

— Оттуда, с вашего Запада к нам пришла эта зараза.

— Значит, иммунитет был плохой…

Еще один гость высказал свою точку зрения:

— Эта высохшая мумия, — сказал он, — предмет поклонения коммунистов, их святыня, а чужие святыни следует уважать.

  37