Последние отзывы

  31  

– Ну давай, брат, бери.

– Пошли вон, живоглоты!

Собаки хотели приблизиться к Кате, но, услышав приказ, попятились.

Псы показались девушке абсолютно не страшными, а вот люди – вся троица – вызывали у Королевой немой ужас, немой в прямом и в переносном смысле. Все, что она видела и слышала, не поддавалось никакому определению, и словами ее чувства выразить было невозможно.

Григорий наклонился, взял девушку за ноги. Илья подхватил под мышки, и вдвоем они понесли Катю к большой стеклянной оранжерее. Мать уже открывала дверь. Она же сдвинула поддоны с землей и уже хотела наклониться, чтобы поднять крышку, но Илья заботливо остановил.

– Мамочка, вам нельзя поднимать тяжелое. Мы сами. Он небрежно сбросил свою ношу и легко поднял тяжелую крышку люка. Из подземелья потянуло холодом и запахом плесени.

– Ты лезь вниз, – сказал Григорий, – а я подам ее тебе в руки – сбрасывать не стоит.

Мать стояла и смотрела, как управляются сыновья. Она любовалась ими – высокие, сильные, а самое главное, послушные. Не пьют, не хулиганят, не то что деревенские парни, которых никогда не увидишь трезвыми, которые родителей в грош не ставят.

«Хорошо я их воспитала все-таки! Не жалела на них ни сил, ни времени. Теперь есть опора. Такие и в старости позаботятся, чтобы от голода не умерла, да и сейчас от работы не бегают. Сказала привезти – привезли.»

Пока с Катей обращались достаточно осторожно. Так обращаются с покупкой, только что доставленной из магазина. Уложили на бетонный пол, и Григорий вместе с Ильей перевели дыхание.

– Можно и пластырь оторвать, – сказал Илья.

– Не надо, еще укусит за ногу. Лучше матери помоги спуститься.

Наталья Евдокимовна уже шарила ногой, нащупывая первую ступеньку крутой, как на корабле, лестницы.

– Мама, осторожнее, тут ступеньки скользкие! – Илья, прыгая через ступеньки, бежал сломя голову наверх, чтобы, не дай бог, мать не поскользнулась.

Наталья Евдокимовна оперлась на плечо сына и, высоко держа голову, даже не опускаясь до того, чтобы смотреть под ноги, стала спускаться.

Илья гордился матерью. Стройная, высокая, совсем не похожая на обыкновенных деревенских старух, сгорбленных и замученных жизнью. К ней вполне подходили некрасовские слова: “Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет”.

– Вот вам стул, мама, – Григорий рукавом протирал дерматиновое сиденье старого стула без спинки.

Женщина опустилась и замерла, сложив на коленях руки.

– Свет бы зажгли, темно здесь.

– Сейчас, мама.

Щелкнул выключатель, зажглись довольно яркие лампочки. Но и достаточно мощный свет не мог целиком заполнить просторные подземелья. Даже находившаяся в таком ужасном положении Катя изумилась, откуда здесь такие казематы. Явно было видно, что не сами братья их строили. О том, что полвека тому назад была война, Катя знала, но для нее это было где-то слишком далеко, терялось в тумане истории: что война восемьсот двенадцатого года, что Великая Отечественная. Что здесь находился “укрепрайон”, она не подозревала.

– Илюша, дверь закрой. А ты, Гриша, пластырь сними. Хочу поговорить с ней. Я ж никого не вижу.

Лишь после того, как захлопнули люк, после того, как исчез последний солнечный луч, пробивающийся в подземелье, Григорий снял пластырь. Он снимал его бережно, боясь повредить девушке рот. Насчет того, что кто-нибудь может забраться в незапертый дом, пока все Вырезубовы находятся в подземелье, они не беспокоились. Наверху оставались псы, страшные ротвейлеры – Граф и Барон. Об их существовании в деревне знали все и помнили: стоит перелезть через забор, считай, ты покойник, загрызут. Этих псов деревенские так и называли – людоеды.

Но, несмотря на это, Вырезубовых в деревне уважали, хотя и побаивались. Если кому-то нужно было перехватить денег до пенсии или до получки, то Вырезубовы всегда выручали, правда, обставляли это довольно торжественно. Ни Григорий, ни Илья сами денег не одалживали, говорили, что нужно посоветоваться с матерью. Вели гостя в дом, угощали чаем, вареньем, а Наталья Евдокимовна наконец выходила в соседнюю комнату и возвращалась с деньгами. Но и отдавали местные в срок.

Все помнили об одном случае. Когда фельдшер вовремя не отдал долг, двое братьев пришли к его дому в деревню вместе с собаками. После разговора с братьями фельдшер имел бледный вид, деньги отдал через полчаса – обежал половину деревни, выпрашивая, вымаливая у кого сколько было. Как и чем напугали его братья, фельдшер не рассказывал, – даже когда напивался в стельку. И никто больше судьбу испытывать не хотел.

  31