Особенно,... 
127 
С трудом, опираясь о стену, Слепой поднялся на ноги и, пьяно поматывая гудящей, раскалывающейся от боли головой, побрел наверх. Похоже было на сотрясение мозга, как минимум легкое. Здоровенный кухонный нож неведомо когда и как очутился у него в ладони, а ощущение, что эта история наконец-то закончилась, крепло с каждым шагом. Как и уверенность, что хеппи-энда не будет.
Он вскарабкался на второй этаж. Дверь одной из комнат была распахнута настежь, и из нее в длинный неосвещенный коридор падал толстый сноп солнечного света, в котором мирно танцевали пылинки. Глеб уловил знакомый кисловатый запах пороховой гари.
Когда-то шикарно обставленная спальня теперь была разгромлена. Просто невозможно было поверить, что все эти разрушения произошли за считаные мгновения. У окна лицом к Глебу стоял какой-то крупный, грузноватый мужчина. Против яркого света Сиверов не мог разглядеть его лица, но остриженный наголо череп и большая, выдающаяся вперед квадратной лопатой борода показались ему знакомыми. Потом он разобрал, что перед ним не кто иной, как предводитель замоскворецких тамплиеров Андрей Каманин. Рот у него был открыт, глаза выпучены, словно от большого удивления; у ног валялся выпавший из разжавшихся пальцев охотничий нож, а на скрюченном указательном пальце левой руки висел, зацепившись защитной скобой, огромный никелированный револьвер. На глазах у Глеба палец медленно разогнулся, и револьвер с глухим стуком упал на ковер. "Машину-то я не закрыл, – глядя на него, подумал Сиверов. – Зря не закрыл..."
Сначала Глеб не понял, почему Каманин продолжает стоять, и даже замахнулся было ножом, но потом глаза окончательно привыкли к свету, и он разглядел деревянную штангу, на которой раньше, наверное, висели гардины. Она торчала у замоскворецкого храмовника в животе, прямо под грудинной костью; один ее конец упирался в пол, а другой, косо обломанный, острый, как наконечник копья, густо перепачканный кровью, на добрых полметра высунувшись из-под лопатки, разбил оконное стекло и теперь упирался в край рамы, не давая трупу завалиться вбок. "Надеюсь, эта штука сделана из осины", – захотелось сказать Глебу, но он промолчал. В таких богатых домах предпочитают мебель из других, более ценных пород дерева.
Сиверов разжал ладонь, выпустив ненужный нож, и с огромной неохотой повернул голову, точно зная, что увидит. Слева стояла широкая кровать под покосившимся, наполовину сорванным балдахином. На постели кто-то лежал. Глебу были видны только накрытые запятнанной красным простыней ноги, остальное заслонял Круминьш, который стоял перед кроватью на коленях. Его плечи тряслись – то ли он беззвучно хохотал, то ли так же беззвучно плакал.
Глава 21
– На самом деле все было наоборот, – сказал Глеб, проводив задумчивым взглядом официантку. У девушки была точеная фигурка и очень выразительная спина. В данный момент эта спина выражала откровенное презрение к компании взрослых, солидных с виду мужчин, не заказавших ничего, кроме кофе и чая. А фирменное мясное блюдо? А водка, в конце-то концов?! Ведь ясно же, что от любителей чая приличных чаевых не дождешься... – Круминьш и Каманин действительно познакомились на почве бизнеса и стали сначала деловыми партнерами, а затем и приятелями. Именно Круминьш заразил Каманина этой "рыцарской бациллой" и помогал советами во время организации московского клуба. До этого места в рассказе Каманина все было правдой. Но вот дальше все вывернуто наизнанку. Во-первых, этих знаменитых мечей было два, а не один. Каманин этого не знал, потому что ковали их не в Москве, а в Риге, по заказу Круминьша. Один из них Каманин получил в подарок и, по совету все того же Круминьша, провез через границу в матерчатом чехле вместе с гитарой.
Похоже, Каманин с самого начала завидовал приятелю. Тот был богаче, сильнее и пользовался большим авторитетом. Его уже тогда называли Гроссмейстером, причем, заметьте, не в шутку и не потому, что этого требовали правила игры, а всерьез и с должным почтением. А Ивар относился к Андрею немного свысока, снисходительно и покровительственно. Он прощал Каманину все его слабости и огрехи в воспитании, они его даже забавляли, и он этого никогда не скрывал. Одна история с пресловутым ударом Готтенкнехта чего стоит! Это же был самый обыкновенный розыгрыш... по крайней мере, вначале. Историю ордена Каманин знал слабо, его в ту пору больше занимала рыцарская атрибутика – все эти кольчуги, мечи и прочее железо. И вот однажды Круминьш, исключительно ради смеха, поднес ему эту сочиненную прямо на ходу байку. Это было на турнире, после очередного поединка, во время которого Каманин впервые испробовал на себе этот удар – естественно, в смягченном, щадящем варианте. Он спросил, что это было, и Круминьш, который всегда имел склонность к розыгрышам и мистификациям, тут же, не сходя с места, сочинил басню о никогда не существовавшем магистре и его мемуарах. На самом-то деле этот удар изобрел сам Круминьш... Да там и изобретать-то было нечего, тут весь фокус в его действительно нечеловеческой силе и отличной координации движений... Хотите, покажу?
127 
