Последние отзывы

  71  

«Вот оно что, – понял Дорогин. – Это же Украина, а точнее – Одесса. Одесса-мама… Приласкали, называется.»

Разобравшись с географией, он во всех подробностях вспомнил свою поездку и вчерашний вечер. Они шли по парку, кто-то напал на Тамару, он бросился на помощь, и тут его сбили с ног и ударили по затылку. «Кто-то»… В том, кто это сделал, сомневаться не приходилось, а значит, времени в обрез. Если Тамара жива, то сейчас она сидит где-то взаперти. Сообщить об этом старшему лейтенанту? Сергей вспомнил оттопыренный под мышкой пиджак Шурупа и решил, что вмешательство милиции только осложнит и без того тяжелое положение Тамары.

Старший лейтенант со скучающим видом принялся задавать свои вопросы. Дорогин смотрел на него как на дерево, и в конце концов милиционеру это надоело.

– Эй, парень! – сказал он, трогая Сергея за плечо. – Ты меня слышишь?

– My.., му? – промычал Дорогин, придавая лицу тупое и одновременно вопросительное выражение.

– Твою мать, – тихо выругался милиционер, не стесняясь присутствием глухонемого пострадавшего. – Повесили на мою шею… Называется, снял показания. Тьфу!

Сергей чуть дождался его ухода, с трудом сдерживая нетерпеливую нервную дрожь. Ему хотелось немедленно начать действовать, и даже головная боль, грозившая, казалось, разнести его череп на куски, вроде бы пошла на убыль. Провожая взглядом шаркающего огромными подошвами ботинок и недовольно бормочущего старшего лейтенанта, Дорогин внутренне напрягся, концентрируя свою волю и мысленно загоняя болезненные ощущения в самый дальний уголок организма. Он представлял себе, как невидимые руки сгребают боль в кучу, уминают ее, утрамбовывают, скатывают в тутой, слабо пульсирующий комок и с силой заталкивают в ту самую трещину в черепе, о которой говорил врач. Это был проверенный трюк, сотни раз испытанный еще в те времена, когда Дорогин работал каскадером, и он не подвел его и на этот раз. Боль превратилась в ослепительную раскаленную точку размером со след от булавочного укола, пылавшую в середине затылка, как маленькое яростное солнце.

Собравшись с духом, он сел и сбросил с кровати ноги. Боль рванулась было в атаку, но он уже полностью захватил контроль над собственным телом и сразу же загнал ее обратно. Оглядев себя, он обнаружил, что одет в блекло-синие казенные трусы почти до колен и желтую от многократных стирок нижнюю рубаху с завязками у горла и черным штампом на подоле. Ни его одежды, ни хотя бы больничной пижамы поблизости не было. Зато в метре от его кровати обнаружилась еще одна койка, с которой на него удивленно таращился лысый усатый старик в высоком гипсовом воротнике.

– Э, слышь, ты куда? – просипел старик. – Ты ж лежачий! А, чтоб тебя, ты же еще и глухонемой!

– Тихо, батя, – сказал ему Дорогин. – Надо мне, понимаешь? Где мои тряпки, ты не в курсе?

– Бежать решил? – удивился дед. – Ну, ты даешь! Только лег бы ты от греха, до лестницы ведь не дойдешь, свалишься.

– Не свалюсь. Ты, главное, не шуми. Мне человека надо спасти, а потом можно будет и полежать.

Так где одежда?

– Вот тебе и глухонемой… Да вон она, одежда, в шкафу, где ж ей быть-то?

Пока Дорогин, время от времени непроизвольно скрипя зубами, натягивал на себя перепачканную зеленью и закапанную кровью одежду, старик таращился на него с веселым изумлением, ожидая, видимо, что он вот-вот свалится на пол. Дорогин, однако, и не думал падать. Когда он, закончив одеваться, взялся за дверную ручку, старик окликнул его.

– Эй, парень!

Дорогин обернулся, для верности придерживаясь одной рукой за стену.

– Удачи тебе, – сказал старик.

– Выздоравливай, батя, – ответил Дорогин и вышел в коридор.

Едва он успел скрыться за углом, как в палату вошла медсестра, держа наготове шприц. Она деловито подошла к постели Дорогина и только теперь заметила, что в ней никого нет.

– А где этот? – спросила она у старика, который с интересом наблюдал за ее реакцией на таинственное исчезновение лежачего пациента.

– А ушел, – охотно сообщил старик. – Одежу свою в шкафу взял, оделся и ушел.

– Как ушел? Куда ушел?

– Он мне этого не сказал, – огорченно ответил дед. – Я ему говорю: ты куда, мол, тебе ж вставать не велено, а он молчит. Одно слово – глухонемой.

Так молча и ушел.

– Да ты что плетешь, старый? – возмутилась медсестра. – Как он мог уйти с проломленной головой?

– Значит, не ушел, – не стал спорить дед. – Под кроватью посмотри – может, там спрятался.

  71