Особенно,... 
78 
После окончания импровизированной "лекции" старик отпустил разбойников, благословив их на добрые дела. Зная Юнь Чуня, я представил, как он сокрушенно качал головой, созерцая сверкающие пятки незадачливых головорезов.
И самое главное – разбойники были как раз из той банды, которая напала на приютившую меня китайскую деревню. Теперь я понимал, почему Юнь Чунь пользовался среди этих отверженных таким непререкаемым авторитетом, а Бхагат Синг при упоминании имени отшельника едва не падал на колени в молитвенном экстазе…
Перемену в портье мог не заметить разве что слепой. Его туповатые остекленевшие глаза вдруг вспыхнули черным огнем, толстые, сарделькообразные пальцы задрожали и невольно сжались в кулаки, будто стараясь унять некий хватательный импульс, приказавший рукам-рычагам немедленно вцепиться мне в горло, а на квадратное небритое лицо наползла, словно плесень, мутная улыбка, что, похоже, должно было обозначать высшую степень восхищения и преклонения перед моей персоной.
Я даже не успел заметить, когда портье снова обернулся к доске с ключами. Теперь у меня на ладони лежала вполне цивилизованная отмычка небольших габаритов, никелированная и с биркой, где было выгравировано название гостиницы – "Хеллас" (я так прочитал) и номер моих "апартаментов", судя по цифрам, на престижном третьем этаже[50].
Несмотря на иронию, переполнившую меня, едва я вошел в холл, – мне вовсе не думалось, что гостиница на афинских задворках может поразить кого-либо шикарным сервисом и комфортабельностью помещений, – мой номер выглядел вполне сносно: облицованная мрамором ванная, крохотная гостиная, спальня… и даже белоснежное накрахмаленное белье.
Я стоял под душем не меньше часа. Казалось, что с потоками воды, льющимися в сливное отверстие, постепенно смывается мое недавнее прошлое, налипшее на тело старой коростой.
Удивительно – я не пробыл в Афинах и четырех часов, а Непал и все, что было с ним связано, уже подернулось флером, за которым прежде четкие контуры событий стали расплывчатыми, эфемерными и постепенно начали терять первостепенное значение.
Даже самое наболевшее – заноза в виде вопроса "кто я?" – уже подвергалось эрозии цивилизованного мира с его благами и соблазнами, встречавшимися по пути из аэропорта. Мне в этот миг просто хотелось жить и наслаждаться жизнью.
Довольно просторный балкон-галерея, где я устроился в кресле, чтобы в тишине и спокойствии поужинать на свежем воздухе, простирался по всей длине пятиэтажной гостиницы; она больше лезла вверх, чем вширь, и напоминала спичечный коробок, поставленный на торец.
Наверное, на месте "Хеллас " когда-то был обычный городской дом, но затем владелец разбогател и, не долго думая, построил гостиницу, использовав только свой участок – в любом столичном городе цены на землю не каждому по карману.
Вот и вырос над одно и двухэтажными строениями кирпичный гриб с прозрачной шапкой – застекленным зимним садом на крыше.
Еда, доставленная в номер мальчишкой-посыльным, не отличалась особым изыском, способным возбудить зверский аппетит, а я не был настолько голоден, чтобы не обращать внимания на окружающий меня мирок.
С моего этажа было хорошо видно, что отель "Хеллас" находится пусть и не в центре Афин, но и не на задворках, чего я и добивался, когда договаривался с таксистом о предстоящем маршруте.
Шустрый грек меня не обманул – гостиница абсолютно подходила на роль штабного пункта для предстоящей операции по поискам господина Сеитова, русского дипломата, разведчика и вообще сукиного сына, пытавшегося лишить меня жизни, а теперь и вовсе укравшего мое прошлое, без которого нет настоящего…
– Э-эй, красавчик! Привет!
Если бы вдруг над моей головой взорвалась бомба, и то я, наверное, на грохот взрыва так бы не отреагировал, как на эти простые слова, сказанные… по-русски!!!
Сцепив зубы, я медленно, будто боясь расплескать полную чашу внутри себя, повернулся на голос.
Галерея была разделена решетчатыми перегородками на секции, куда выходили двери номеров. Похоже, соседей справа у меня не было. А вот слева, в свете разноцветных фонариков, призванных и освещать и украшать фасад гостиницы (уже стемнело), стояли две вызывающе одетые девушки с явно славянской внешностью.
На ногах у них красовались римские сандалии с оплетающими лодыжки ремнями, а остальные детали туалета представляли собой полупрозрачную ткань, не закрывающую колени и больше показывающую, чем скрывающую.
78 
