Последние отзывы

  46  

— Это предусмотрено, — тут же ответил Гартунг. — На пограничной станции в поезд подсядут несколько агентов бригады по розыску террористов и всё время, пока состав идёт по Франции, будут начеку. О результатах своих наблюдений они регулярно станут сообщать по телеграфу. Полиция в районах, примыкающих к железной дороге, поднята на ноги… Вы что-то хотите сказать?

— Нам в первую очередь нужен даже не Гравашоль, — сказал Бестужев. — Чёрт с ним, в конце-то концов, это исключительно французская головная боль. Пусть выскользнет Гравашоль и вся его шайка, сколько их ни есть… Нам необходим аппарат… И даже больше, чем аппарат, нам необходим Штепанек, потому что аппарат без Штепанека не стоит и ломаного гроша, меня в этом давно уже убедили… господа научные консультанты. Если будет перестрелка… Достаточно одной шальной пули…

— Не волнуйтесь, — мягко сказал Гартунг. — Я давно уже уяснил щекотливость ситуации… и прекрасно понимаю, что именно необходимо нам. Один бог ведает, чего мне это стоило, но я убедил французов. Если Гравашоль с сообщниками и впрямь сойдет с поезда, не доезжая до Парижа, и их опознают, ни малейших попыток их задержать предпринято не будет. Только самое квалифицированное наблюдение и не более того. В поезде будут не одни только французские агенты, но и лично мои, способные проконтролировать, как развернутся события при неожиданном повороте… Более того, если вскоре после пересечения границы Гравашоля определят, в поезд будут подсаживаться новые агенты. Я пытался предусмотреть всё, что в человеческих силах — насколько это возможно. Или вы полагаете, что я что-то упустил?

Он произнёс это ничуть не язвительно, наоборот, добродушнейшим образом. Он был так доброжелателен, предупредителен и преисполнен всей серьёзности задачи, что даже неловко становилось сомневаться в его компетентности, не говоря уж о том, чтобы возражать, высказывать свои соображения, дополнять чем-то скороспелым своим. «Невероятного обаяния человек, — сердито подумал Бестужев, — поневоле поддаёшься чарам этого мягкого, обволакивающего голоса, откровенного взгляда, ярко продемонстрированной готовности из кожи вон вывернуться… Вот именно, глаза. У Гартунга глаза абсолютно не выдают в нём профессионала тайной полиции — а это, будем справедливы, далеко не всем в нашем ремесле удаётся, иногда выдают именно что глаза».

— Ну что вы, Аркадий Михайлович, — сказал Бестужев искренне. — В данных обстоятельствах мне совершенно нечего добавить или предложить, вы продумали всё…

— Есть некоторый опыт, — произнёс Гартунг без тени похвальбы. Без малейшего её внешнего проявления.

Прямо-таки идеальный служака, не без иронии подумал Бестужев, стараясь с помощью именно этих мыслей полностью освободиться от гартунговского недюжинного обаяния. Впору выдумать для него особую медаль: «За горение душою на службе». А меж тем, по достоверным данным, есть у этого человека и иная личина — потаённый честолюбец, одержимый мечтаньями о генеральском чине (пусть статском), любитель орденов, не гнушающийся приписать себе чужие заслуги, если есть уверенность, что всё пройдёт гладко. Конечно, всё это ещё не делает его уникумом, монстром — превеликое множество людей служат, обуреваемые теми же побуждениями, и, надо сказать, неплохо служат, так что к двойному дну следует относиться спокойно и принимать его, как нечто неизбежное, многим свойственное, ведь если быть честным наедине с собой, нужно сознаться, что и Бестужев принимал очередные награды и внеочередные чины отнюдь не равнодушно. Человеческая природа, да… Но мысли сейчас не об этом. Насущнейший вопрос звучит совершенно иначе: есть ли после всего, что говорил Васильев, необходимость «беречься» Гартунга всерьёз? Правильно ли Бестужев понял то, что Васильев не выражал словами? Вопрос не столь уж пустяковый, ничуть не риторический…

— Ну что же, — сказал Гартунг, — поезд прибывает лишь завтра вечером, в вашем распоряжении более суток. Остаётся подумать, чем вас на это время занять.

— Возможно, мне имело бы смысл встретиться с французскими коллегами?

— Вряд ли, — сказал Гартунг. — Они вам не смогут дать ни малейшей зацепки, ни малейшего следа. Если бы было иначе, я бы давно знал. Вы с ними познакомитесь, конечно, — завтра, за несколько часов до прибытия поезда. Или у вас есть возражения? В конце концов, я вам не начальник, вы вправе выдвигать свои идеи, а то и требования ставить…

  46