Последние отзывы

  50  

– Успокойтесь, – сказал д’Артаньян с видом победителя. – Пусть продают, я знаю человека, который ее немедленно купит исключительно для того, чтобы она осталась на своем месте…

И он принялся пригоршнями выгребать из карманов выигранные луидоры, со звоном усыпая золотыми монетами стол.

– Боже мой, Шарль! – просияла Луиза, с непросохшими глазами бросаясь ему на шею. – Вы лучший мужчина в мире!

Скромность заставляет нас воздержаться от детального описания того, что происходило в гостиной возле усыпанной золотом скатерти в красно-синюю клетку. Мы можем упомянуть лишь, что корсаж прекрасной нормандки оказался безжалостно расшнурованным, ее русые локоны пришли в совершеннейший беспорядок, а д’Артаньян, считавший, что ему открыты все тайны любви, тем не менее узнал еще кое-что новое о женщинах. Учитывая, что стоял еще светлый день и дом был полон слуг, все произошедшее было совершеннейшим безумием, но накал страстей, охвативший любовников, был очень уж велик…

Когда молодые люди вернулись в здравый рассудок, д’Артаньян вновь поразился, каким самообладанием и остротой ума обладают дочери Евы: Луиза, быстренько приведя себя в порядок, выглядела так, словно ничегошеньки не произошло, и они занимались вдвоем чтением богословских книг или другим не менее благонамеренным занятием.

– Шарль, мне пришла в голову великолепная идея… – сообщила Луиза с тем же самообладанием. – Вовсе не нужно, чтобы нашу обстановку выкупали вы…

– Отчего же? Я ее незамедлительно куплю и подарю вам…

– А в какое положение вы меня этим поставите? Приличную замужнюю женщину? Бриквиль отнюдь не болван, и он вряд ли поверит, что вас к этому подарку подтолкнуло лишь желание сделать ему приятное… Да и противный Перраш, чует мое сердце, постарается ему наговорить черт-те что… Нужно их упредить.

– Каким образом?

– Я все продумала, – решительно заявила Луиза. – Нужно сделать так, чтобы это я заняла у кого-нибудь деньги, понимаете? Вы для роли кредитора не годитесь, это опять-таки чересчур явно… Приведите мне кого-нибудь из ваших знакомых, на кого можете положиться, и я по всем правилам выпишу ему заемное письмо на эти деньги. Представляете, в каком положении окажется Бриквиль? Даже если Перраш ему что-нибудь гнусное наговорит – а это уж будьте уверены, – мой муженек не успеет задать мне выволочку. Я первая перейду в наступление. Выскажу ему все: как эгоистичен и непредусмотрителен он был, забыв о долге и сроке уплаты, в какое положение он меня поставил своей забывчивостью, сколько трудов мне пришлось приложить, пока я, в отсутствие хозяина взвалив на хрупкие женские плечи груз забот, отыскала сговорчивого кредитора…

– Черт возьми, а ведь ему будет не до нападения! – расхохотался д’Артаньян. – И уж никак не до попреков и подозрений!

– Вот именно, Шарль… Есть у вас кто-нибудь на примете?

"О женщины, вам имя – вероломство! – подумал д’Артаньян. – Право слово, недурно подмечено! И фразочка неплоха! Нужно будет ее запомнить и при случае предложить кому-нибудь из тех, что пишут пьесы для театра…"

– Луиза, – сказал он решительно. – Все будет улажено быстрее, чем вы себе представляете!

Он незамедлительно поднялся к себе, крикнул Планше и, не теряя драгоценного времени, спросил:

– Планше, как ты думаешь, кто ты таков?

– Слуга вашей милости, – незамедлительно ответил малый.

– Главным образом, – сказал д’Артаньян. – Главным образом… Но есть еще и другая сторона твоей славной личности. Да будет тебе известно, что в данный момент ты – алчный ростовщик, лихоимец, ссуждающий деньги в долг…

– Я, сударь?! – воскликнул Планше в совершеннейшем изумлении. – Да у меня и денег-то нет! Тот экю, что я, согласно вашим приказаниям, должен был пропить за ваше здоровье, уже остался в кабачке "Сосновая шишка"…

– Друг мой, ты пребываешь в совершеннейшем заблуждении, – сказал д’Артаньян, загадочно ухмыляясь. – В гостиной, на столе, лежит куча золотых монет, которые ты под заемное письмо ссудил нашей любезной хозяйке…

И он вкратце посвятил Планше в тайны задуманного предприятия, ставившего своей целью посадить дражайшего г-на Бриквиля на невидимую миру цепь и напялить на него столь же невидимый намордник.

– Ну что же, сударь, – вздохнул Планше. – Коли вы приказываете… Откровенно говоря, не лежит у меня сердце к ростовщикам, даже дикие турки, я слышал, их не любят и ущемляют всячески, даром что безбожные агаряне… А у нас в Ниме одного ростовщика опустили головой вниз в выгребную яму, причем до сих пор неизвестно, кто его так искупал… Но, коли уж мой господин приказывает… Я, знаете ли, не слепой и кое о чем догадываюсь, но язык буду держать за зубами, как хорошему слуге и подобает…

  50