– Смотря от чего зависит легкая смерть…
– Ну, это просто. – Валентин показал черный диктофончик. – Мы с вами сначала побеседуем просто так, порепетируем, а потом запишем пленочку…
– И я должен буду выглядеть в этом радиоспектакле главным злодеем, а?
– Увы, дорогой мой, именно это мне и нужно…
– А зачем? – Данил искренне не врубался что-то.
– Господи… Дипломатические соображения, международный престиж… Одно дело, если кровавым таежным разбойником окажусь я, и совсем другое – если им станете вы. Это вы всех ухлопали, а я настиг вас в последнюю минуту, когда поздно было кого-либо спасать. Понимаете?
– А если я.
– Да бросьте. Вы же не хотите, чтобы девочка умирала мучительно?
Он стоял, чуть расставив ноги, держа в поле зрения и Данила, и Лару. Ничего нельзя было сделать. Столь мучительного бессилия Данил в жизни не испытывал. Зубы скрипнули так, что с них, кажется, посыпалась эмаль.
– Или вы решили, что я пожалею эту маленькую сучку?
– И все же, на что вы надеетесь? – спросил Данил. – Будь это мафия, я поверил бы, что дело кончится без малейшей огласки, но если вы работаете на этих дурацких политиков, с похабными, простите польского шовиниста, фамилиями… Рано или поздно всплывет.
– Ну и что? Во-первых, как это вам ни прискорбно покажется, мы под защитой Запада. Конечно, я понимаю, что ими движет не альтруизм, а желание создать санитарный кордон вокруг вашей непредсказуемой России, для национального сознания это чуточку унизительно, но политика отрицает эмоции… Во-вторых, ваш покойный напарник был прав. Это н и ч ь я земля. Любой международный суд станет заседать годами, пока окончательно не свихнется. Семьсот лет назад эти места тем более не относились к юрисдикции России. Головоломный казус… У нас есть все шансы.
– А почему бы нам не разойтись добром? – спросил Данил. – Вы же сами сказали, что забрать сможете только один грузовик. Поделимся по-братски и разойдемся?
– Интересно, вы говорите искренне? И в самом деле готовы уступить половину?
– Человеческая жизнь дороже этого дерьма, – сказал Данил. – Тем более, я не об одном себе беспокоюсь…
– А, ну да… Интересно, вы ее уже трахнули? Чисто обывательское любопытство.
– Я серьезно, – сказал Данил.
– Я тоже… Нет, вынужден отклонить ваше любезное предложение, уж простите. Мне это не подходит во всех смыслах. И неудобных свидетелей я не могу оставлять в живых, и, честно признаться, нет гарантий. Вы же, славяне, непредсказуемы… Европеец еще соблюдал бы договор, но у меня есть сильные подозрения, что вы, воспылавши жаждой мести, непременно пуститесь вслед. А дорога, вы правы, долгая и трудная. Я не могу рисковать, право же, не могу… – Он говорил без тени насмешки, серьезно, раздумчиво. – Нет. Договор у нас с вами может быть только один: на легкую смерть. Ларочка, свяжите ему руки. Только на совесть, я проверю, и вам не поздоровится, если станете фокусничать…
– Сука! – Заорал Корявый. – Петух, моргунчик! Ну если есть тот свет, я тебя ночью давить приду…
Валентин, не удостоив его и взглядом, напряженно следил за Ларой, медленно приближавшейся к Данилу с двумя отрезками канатика.
– Только не вздумайте ею от меня заслоняться, – предупредил он Данила. – Я ее в этом случае пристрелю без малейших эмоций. Вытяните руки за спиной, скрестите…
Личико у Лары было бледное и решительное. Она опустилась на корточки за спиной Данила. Он еще раз молниеносно прокачал в уме все варианты.
Но вариантов не было ни единого.
Дядя Миша, вытянув шею и отвесив челюсть, с видом крайнего изумления уставился на что-то за спиной Валентина. Тот презрительно ухмыльнулся:
– И вы туда же? Сидите уж, молитву вспомните, если знаете. Дешевый трюк…
Скользковатый канатик коснулся запястий Данила, обернулся вокруг них раз, другой…
– Прижми руки к спине, – услышал он над ухом шепот Лары.
И, не рассуждая, повиновался.
– Эй, что там? – крикнул Валентин.
– Он не дается… Руки к спи не прижал…
Валентин уставился Данилу в глаза:
– Не дурите. Или прострелю ногу. Как вы давеча выразились, мякоть…
Буквально в миллиметре от уха Данила оглушительно бабахнуло, и он на это ухо моментально оглох, но другим слышал еще один звонкий выстрел, и еще… Тухлая пороховая гарь залепила ноздри, щекотала глаза, но все же он видел, как Валентин, пьяно шатнувшись, заваливается, оседает – а выстрелы гремят, и камуфляж на груди литовца покрывается опаленными дырами. За шиворот ему упала горячая гильза, он вскочил на ноги, не чувствуя ожога, хотел кинуться вперед – но видел, что все кончено. Перед глазами на секунду дрогнул и расплылся окружающий мир. Но тут же все пришло в норму.