Особенно,... 
77 
Олег вскричал и замахал руками, как птица крыльями, но все было тщетно, воздух больше его не держал… и тут тело художника легко, как пушинка, приземлилось на мягкий мох. Все еще не в себе от переживаний, он сел, тряхнул головой, приводя в порядок мысли, и осмотрелся.
Вокруг была степь. Судя по желтой траве, уже наступила осень. Над бескрайней равниной, на которой лишь кое-где виднелись холмы, низко нависло мрачное предгрозовое небо.
И слышался низкий вибрирующий звук какого-то струнного инструмента. Бру-м-м-м… Брум-м-м… Брум-м-м…
Неподалеку горел костер. Это Олег определил по запаху и по тонкой струйке дыма, едва видимой на фоне темно-серых туч. Сам костер был скрыт от взгляда художника невысоким холмом, явно рукотворным, очень похожим на могильный курган древних славян.
Олег встал и пошел к костру. Идти было легко, несмотря на высокую траву и кротовые норы. Художник посмотрел вниз и невольно ахнул: он не шел, а плыл по воздуху, лишь переставляя ноги и едва касаясь верхушек высокого сухостоя!
Костер возник перед ним внезапно, словно чья-то невидимая рука вмиг нарисовала его на громадном холсте. Чуть поодаль мрачной глыбой из серого песчаника возвышался каменный идол с жертвенником, почерневшим от запекшейся крови. Впадины на его грубо отесанной физиономии, изображающие глаза, смотрели на Олега пристально и злобно. Казалось, что в них притаились крохотные кровожадные зверьки.
Возле костра на скамейках сидели три женщины и пряли пряжу. Их прялки были украшены затейливой резьбой. Женщины были чем-то похожи друг на дружку – как родные сестры, и в то же время отличались.
Та, что посредине, казалась старше остальных. На ней была надета длинная вышитая рубаха то ли белого шелка, то ли тончайшего полотна. Густые распущенные волосы пряхи ниспадали едва не до земли, хотя она и сидела на достаточно высокой скамье. Под кикой у женщины в районе темени ярко светилось серебряное наголовье в виде молодого месяца рогами вверх. Ее прялка была гораздо больших размеров, нежели у сестер (если, конечно, это были сестры), и отсвечивала позолотой.
Вторая пряха – та, что справа, – была совсем юной. Она излучала какое-то неземное сияние – будто сошедшая с небес звезда. Девица была с косой и в кокошнике, расшитом бисером (а может, и драгоценными камнями); ее длинное льняное платье украшала богатая вышивка, а прялка была красного цвета. Нить из-под ее рук выходила ровная, прочная – одно загляденье.
Третья женщина тоже была молода, но ее бледное изможденное лицо навевало мысль о тяжелой и даже смертельной болезни. Она носила черное платье с капюшоном, напоминающее плащ; оно было оторочено темно-красной каймой. Ее распущенные волосы уже начали седеть, а тонкие исхудавшие руки с трудом справлялись с работой.
Прялка у поседевшей чернавки была темного дерева, а нить выходила тонкой, неровной и постоянно рвалась.
Женщины будто и не видели Олега. Они продолжали заниматься своим делом все так же размеренно и без остановок – как заведенные. Кто они? Почему сидят в голой степи, далеко от жилищ? И почему рядом с ними находится жертвенник с идолом?
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Олега, и он обратился к женщинам с приветствием – как и положено вежливому, воспитанному человеку. Но ни единый звук, кроме заунывной мелодии, состоящей из двух-трех нот, не потревожил неподвижный степной воздух.
От удивления Олег едва не прикусил язык. А потом закричал, что было мочи. Увы, старания Олега пропали втуне – голос у него пропал. Слышалось только тихое шипение, словно вместо голосовых связок у него внутри была проколотая велосипедная шина.
Наконец, накричавшись вдоволь, Олег решил подойти к женщинам поближе. Он даже удивился, почему не сделал это сразу.
И тут его ждало еще одно разочарование: он и шел, и бежал, а расстояние между ним и костром не сокращалось. Мало того, и пейзаж не менялся, словно Олег только изображал бег, как это делают мимы.
Но на самом деле он даже запыхался.
Что за чертовщина?! Олег остановился и с недоумением уставился на невозмутимую троицу.
Наконец среди женщин началось какое-то другое движение. Чернавка совершенно запуталась в своей работе и остановилась, беспомощно глядя на подруг (или все-таки сестер?) Все три не проронили ни слова; похоже, они советовались мысленно.
Наконец старшая из женщин, которая сидела посредине, тяжело вздохнула, кивнула головой и скорбно потупилась. Чернавка решительно оборвала нить, сплошь состоящую из узелков и петель, она выпорхнула из ее рук, как испуганная стрекоза, и плавными кругами улетела ввысь, где и пропала среди туч.
77 
