Не по себе как-то, если откровенно. Не то чтобы жалко, не то чтобы скорбишь – с чего бы вдруг, честно говоря? – но имеет место быть определенная пустота, не имеющая аналогов в богатом жизненном опыте…
Андропов – это сурово. Крепко не забалуешь, пожалуй что… Что, взяли реванш товарищи чекисты за пятьдесят третий год? А ведь похоже…
Шхуна, наконец-то, достигла берега, метрах в двадцати от него с грохотом опустила якорь. И тут же на мелководье стали прыгать люди, один за другим двинулись к берегу, вздымая радужные брызги. Деревенские мужчины, стряхнув всегдашнюю сонную одурь, уже стянулись к берегу – ну разумеется, не могли упустить такой случай. Новых впечатлений масса…
Ага, вот и тесть… Остальные четверо, сразу видно, не местные – никаких саронгов, только шорты и закатанные до колен парусиновые брюки. Впереди шел несомненный гаваец, высокий и грузный, с физиономией явно надменной и неприятной, следом два батака и, похоже, белый. Пятый, опять-таки батак, остался на судне. Он угнездился на бушприте, ловко обвив его обеими ногам, извлек флейту и принялся упоенно дудеть.
Так-так, сказал себе Мазур. У каждого из четверых незнакомцев болтался на поясе паранг – малайский тесак вроде мачете, только с более загнутым концом. Человека распластать такой штукой можно очень качественно, ежели умеючи, а у гавайца вдобавок на поясе красуется потертая желтая кобура специфической формы – для револьвера Кольта образца девятьсот пятого, тут и гадать нечего, – и у одного из батаков имеется кобура, но поменьше, под средний «Вальтерок» или что-то аналогичное. По здешним меркам – явная примета «джентльменов удачи» – но не организованных в нехилую армию подданных мадам Фанг, а кустарей-одиночек, морских единоличников… Ну тесть, проказник старый…
Гаваец в сопровождении старосты с ходу направился к его хижине, не удостоив никого своим благосклонным вниманием. Остальные вели себя гораздо проще – смешались с местными, сразу завязался разговор, появились сигареты. Судя по всему, приплыли старые знакомые, приятели душевные…
Мазур лежал себе на прежнем месте, лениво глядя, как белый чапает в его сторону, – надо полагать, ведомый неким инстинктом. Невысокий субъект, судя по жилистости и загару, давным-давно окопавшийся под здешним солнцем и вполне с ним свыкшийся, – ты посмотри, ни бисеринки пота на роже, в точности как у туземцев, право слово… Годочков ему этак от тридцати до пятидесяти – классический тип осевшего в Южных морях европейского бича, многократно воспетый и высмеянный классиками жанра…
– Лопни мои глаза! – сказал незнакомец, остановившись над Мазуром. – Натуральный хаоле[4], чтоб мне сдохнуть!
Мазур как ни в чем не бывало протянул:
– Есть еще хорошая фразочка: «Лопни моя селезенка».
– Точно, хаоле!
– Ты что, с Гавайев, старина? – лениво поинтересовался Мазур.
– Да нет. Давненько плаваю с Джонни, нахватался… А ты что, тут живешь?
– Угадал, – сказал Мазур равнодушно. – Имеешь что-нибудь против?
– Да ну, с чего? – Он шустро присел на корточки и протянул руку: – Пьер.
– Джим Хокинс, – сказал Мазур по привычке. Маленький жилистый Пьер наморщил лоб:
– Слушай, что-то мне на ум приходит… Джим Хокинс… Где-то я определенно твое имя слышал, так в голове и вертится… Точно, точно… Джим Хокинс… Вот только вспомнить не могу…
«Не исключено, – подумал Мазур, – что в далеком безоблачном детстве этот тип прочитал-таки пару книжек…»
– Ты не ходил боцманом на «Жемчужине»?
– Не приходилось, – осторожно сказал Мазур.
– А с Чокнутым Фредди не хороводился?
– Первый раз про такого слышу.
– Нет, где-то я определенно про тебя слышал… Джим Хокинс, конечно, не мог не слышать… Так в голове и вертится… Ты не плавал на «Морском коне»? А в Нагасаки не сидел за драчку с мусорами в семьдесят пятом? А Билла Паффина не знаешь? Отчего-то же я твою фамилию помню…
Он тараторил что-то еще, названия кораблей, городов, баров и борделей, незнакомые имена сыпались, как зерно из распоротого мешка. Мазур время от времени отрицательно мотал головой, не испытывая особого беспокойства, – человечишко, очень похоже, был безобидный, трепач, мелкая шестерка. Мазур был уже наслышан о местных тонкостях. Единственный белый в компании цветных, подобных этой, бывает либо агрессивным волчарой, которого молчаливо сторонятся, либо мелкой шестеркой, третьего как-то не дано…