– Значит, они меня не видели? – подумал Мазур вслух.
– А зачем им тебя видеть? – хитро прищурился староста. – Если бы они тебя увидели, чует мое сердце, обязательно увезли бы в тюрьму на Лабанабуджо. А в тюрьме неуютно, правда? Я прикрикнул на людей, и они поняли, что никогда тебя не видели… Мы тебя спрятали в лесу, подальше от деревни, ты все равно ничего не соображал, только мычал что-то, блевал и мочился.
– Ты, должно быть, добрый человек, староста… – усмехнулся Мазур.
– Я – умный человек. Много прожил, – сказал староста, щурясь. – У меня под началом десять деревень и еще две… О многом приходится думать. Жизнь тяжелая, нужно как-то… это… изобретаться… Они бы не просто увезли тебя в тюрьму – они бы у нас тут торчали не один день, целой стаей, сожрали бы все, что есть, мучили бы всех вопросами, глядишь, еще кого-нибудь прихватили бы в тюрьму. Вдруг им пришло бы в голову, что у нас с вашим кораблем какие-то дела? Мало ли что они захотят наплести своему начальству, чтобы получить на плечи новые золотые листики… Зачем мне с ними связываться? Одни неприятности для людей и острова… Я же тебе говорю – жить нужно в мире со всеми, мало ли как люди зарабатывают себе на жизнь… Если меня не обижают, я тоже никого не обижу…
«Ах ты, старый пройдоха, – подумал Мазур. – Голову можно прозакладывать, тебе уже приходилось общаться и с пиратами, и с контрабандистами, а то и помогать кое в чем. Ну конечно, жить здесь – все равно, что при большой дороге, если мерить сухопутными мерками. И разумный человек постарается устроиться так, чтобы ладить со всеми, – на что-то закрыть глаза, в чем-то подмогнуть, не упустив своей выгоды… и уж, безусловно, не звенеть языком в присутствии чужаков из полиции… Ничего нового и необычного, извечная крестьянская сметка, незатейливый практицизм…»
– Спасибо, староста, – сказал Мазур искренне.
– Не за что пока, Джимхокинс… Благодарить будешь потом… Если договоримся.
– Насчет чего? – насторожился Мазур.
– У тебя есть где-нибудь дом, Джимхокинс? Хозяйство, жена, дети?
Поразмыслив пару секунд, Мазур мотнул головой:
– Ничего подобного. Я, знаешь ли, обыкновенный морской бродяга.
– А тебе не надоело так жить?
– Староста, а ты можешь предложить что-нибудь получше?
– Могу, – быстро подхватил староста. – Вот то-то и оно, что могу, друг мой Джимхокинс, неожиданно посланный нам Аллахом… Куда тебе теперь податься? Конечно, можно отправить тебя на лодке в Лабанабуджо, там полиция, там власть – начальник провинции… Хочешь, мы тебя отвезем в Лабанабуджо?
– Нет, – сказал Мазур.
– Вот видишь, – широко улыбнулся староста. – Это тебе не подходит. Тогда оставайся у нас. Вон ты какой симпатичный и сильный… Лейла тебе нравится?
– Ну, вообще-то… – осторожно сказал Мазур. – Красивая девушка…
– Ты это как-то вяло сказал… – Староста уставился на него хитро-проницательно. – А может… Знаешь, есть такие, которые для удовольствия пользуются мальчиками… Дело житейское, ты только скажи, чтобы я знал…
– Э, нет, – решительно сказал Мазур. – Дело, конечно, житейское, но я как-то привык держаться женщин…
– Почему же ты так вяло говоришь про Лейлу?
– Боюсь ненароком оскорбить какой-нибудь местный обычай, – честно признался Мазур.
– Ты деликатный, это правильно… Только нет никаких таких обычаев. Ты меня ничем не оскорбляешь, ее тоже…
Он что-то повелительно крикнул, и тут же, неведомо откуда, возникла Лейла.
Выслушав новое наставление, выраженное всего-то в парочке фраз, она, промедлив, потупилась – и одним рывком сбросила блузку, потом столь же ловко избавилась от саронга. И осталась стоять обнаженная, прикрывшись ладошкой не столько из стыдливости, сколько из того же кокетства. Пузатый староста неожиданно проворным движением оказался рядом с Мазуром, бесцеремонно ухватив его пятерней за то самое место, что недвусмысленным образом отреагировало на пленительное зрелище, – ну, против природы не попрешь… Новый приказ – и девушка, подхватив одежду в охапку, хихикнув, вновь пропала за бамбуковой перегородкой.
Мазур сердито стряхнул руку старосты. Тот, довольно пофыркивая, уселся на прежнее место, плеснул по стаканчикам неизвестного алкоголя.
– Хороший у тебя бамбук, – сказал он преспокойно. – Длинный, крепкий. Девчонке понравится. Я тебе признаюсь по секрету, Джимхокинс, что обычаи у нас простые. Если девушка, достигнув возраста, захочет покачаться на мужском бамбуке, ее никто не будет ругать. Это жена не имеет права ходить в чащу с другими, а девушке многое позволено. Честно скажу, Лейла уже играла с парнями в эти самые игры… но это ведь только к лучшему, а? Зачем тебе неопытная и неумелая женщина? Лучше такая, которая все умеет… А?