Особенно,... 
62 
Уже занимаясь своей, с позволения сказать, "профессией", я, бывало, когда приходилось к слову, скорее машинально, нежели осознанно, и, естественно, бездумно говаривал фразы типа: "Дай Бог" или "Бог с ним".
Но до сих пор я не ощущал такого смятения и в то же время такого неземного покоя в мыслях, который вдруг хлынул в меня вместе со словами молитвы, величаво выплывающей из церковных врат…
Я опомнился не скоро.
Уже давно закончилась служба, но глубокая скорбь, подслащенная запахами ладана и тающего воска, все еще витала между стен, увешанных иконами.
Я стоял, словно истукан, бессмысленно глядя на иконостас, и лишь где-то в глубине души дождевым червем копошился вопрос: "Зачем я здесь?"
– Что-то случилось, сын мой?
Я вздрогнул, мигнул несколько раз, пытаясь избавиться от пелены, застившей глаза, и только когда прикоснулся ладонями к щекам, понял, что плачу.
Плачу?!
Смутившись, я поторопился смахнуть слезу и посмотрел на стоящего напротив меня священника.
Он был немолод, невысокого роста, сухощав и слегка сутул, будто человеческое горе, ежедневно, а иногда и ежечасно гостившее в кладбищенской церкви, легло ему на плечи стопудовым грузом.
– Нет… да… Нет!
– Помолись, и тебе станет легче.
– Я… не умею…
– Если ты обращаешься к Богу, то вовсе не важно, что говоришь. Главное – как.
– Я великий грешник… батюшка…
– Покайся, очисти душу свою от скверны, а Бог милостив… – Мне нет прощения… Возьмите… на нужды церкви.
Я выгреб из кармана все свои деньги и, не решившись ткнуть их в руки священника, положил на крохотный столик у окошка.
– Возьмите. И – спасибо…
Не оглядываясь, я словно ошпаренный выскочил наружу и едва не бегом направился к выходу с кладбища.
Меня жег стыд… возможно, раскаяние… Не знаю, что!
Уже в машине мне показалось, что у меня внутри сломалось что-то шипастое, похожее на становой хребет. Сломалось с хрустом, впиваясь осколками в плоть, разрывая нервные узлы и окончания. И боль от этого внутреннего катаклизма взбурлила кровь, забилась в висках, превратила мышцы в окаменевшие канаты.
Не знаю, как я доехал домой.
Не помню, как добрался до своей постели.
Но едва голова коснулась подушки, как я провалился в глубокий, мертвецкий сон без обычных кошмаров и сновидений и проспал двадцать часов – почти до обеда следующего дня.
А спустя некоторое время – минут через сорок после того, как я проснулся, – приехал Сидор.
Опер
Беда не ходит одна. Это очень компанейская штучка, и если навалится, то успевай только отмахиваться.
Если, конечно, в состоянии…
Неделя после моего фиаско с видеошпионажем прошла относительно спокойно. Чересчур спокойно, чтобы я мог поверить в кажущуюся безмятежность и вялую размеренность рутинной текучки в работе нашего управления.
Меня почему-то все раздражало: и поскучневший Баранкин, заезженный любвеобильной женушкой, и летняя жара, от которой не было спасу, и горы материалов, требующих классификации и тщательной проработки.
А в особенности Саенко, неожиданно превратившийся из грозного начальствующего сухаря в приторнослащавого педика, смотрящего на меня невинными маслеными глазками.
С чего бы?
В субботу я не выдержал такого напряга и снова навестил Палыча.
Естественно, я не имел права все ему рассказать. Но и той малой толики, которую я, плюнув на служебную тайну, выложил своему бывшему шефу, хватило для того, чтобы испортить Палычу настроение вконец.
Он не стал ничего советовать, только сокрушенно качал головой.
А когда мы прощались, вдруг сильно сжал мою руку и сказал, с трудом выдавливая скрипучие слова: "Сережа, поберегись… Мне будет… э-э… больно, если что…"
И умолк, старательно избегая моего взгляда.
Не скрою, я был взволнован и даже несколько удивлен таким участием обычно сдержанного Палыча в моей судьбе. Похоже, нынешняя жизнь сломала и его – в работе он никогда не был сентиментален, всегда пер буром, не задумываясь о последствиях.
А теперь – поди ты…
Гром грянул в самый неподходящий – вечная прерогатива всех напастей – день и час.
В воскресенье жара наконец спала, на небе появились тучки, где-то за горизонтом полыхали зарницы долгожданной грозы, подул легкий, приятный ветерок, и мы с Баранкиным решили плюнуть на все наши дела и делишки государственной важности и побаловаться на природе шашлыками в чисто ментовской компании.
62 
