Последние отзывы

  37  

Келинарию вновь охватил страх. Она встала с кровати, накинула на плечи старенький плед и завернулась в него, как будто пытаясь защититься от собственных мыслей.

Прошло уже пять дней, а Вирвена не возвращалась. Конечно, она могла задержаться в пути, но ведь Латория оставила ей достаточно денег, чтобы купить лошадь. Значит, сестра должна была приехать еще вчера.

Келинарию терзала навязчивая мысль: вдруг Вирвена умерла от потери крови в Палате Лекарей? Нет! Что угодно, но не это! Ведь тогда Кели останется одна с двумя крохотными детьми, беспомощная, наедине со своими страхами. И никто даже не подумает ее защитить.

Женщина услышала тихий, едва уловимый вздох и обернулась. Ее взгляд упал на колыбельку, где лежали два младенца: ее дочь и дочь сестры.

Маленькая Кено не спала. Она задумчиво глядела на мать совершенно недетским взглядом, словно пытаясь угадать причину ее печали. Келинария и девочка смотрели друг на друга около минуты, пока вдруг лицо малышки не стало каким-то обеспокоенным. Глазки Кено сверкнули, и неожиданно до этого совершенно спокойный младенец разразился неистовым плачем.

Дриана, лежавшая рядом, проснулась и недовольно завизжала, толкая двоюродную сестру, которая не переставала кричать. Келинария бросилась успокаивать девочек, но тут краем глаза заметила из окна, что на улице началось движение.

Женщина видела оранжевые пятна факелов, которые взлетали вверх, словно в каком-то непонятном танце. Вскоре она услышала крики. Позабыв обо всем, Кели выбежала из дома, за доли секунды миновала сад, настежь распахнула калитку…

… И попала в свой недавний кошмар.

На улице толпился народ. Женщины со слезами на глазах поспешно грузили вещи на большие телеги. Дети испуганно бегали от одного коня к другому, пытаясь найти матерей. То и дело мимо пробегали мужчины с горящими факелами в руках и с оружием наготове. Вдали, у ворот, алело зарево пожара.

— Келинария, бери детей и беги! — закричала одна из соседок, заметив Кели в проеме калитки. — На деревню напали таливийские разбойники!

— Древние Силы! — воскликнула женщина и бросилась обратно в дом. — Я знала! Я чувствовала!

Она принялась лихорадочно шарить по всем полкам, складывая в охотничий мешок покойного мужа самое ценное из нажитого добра. На сборы ушло несколько минут, но и этого оказалось слишком много.

Разбойники уже прорвались за пределы забора и теперь с огнем и обнаженными клинками шли по узеньким улочкам деревни. Келинария схватила корзинку с младенцами и выскочила из дома. Добежав до огородов, она в последний раз оглянулась на ветхий дом, в котором прожила всю жизнь, а потом решительно повернула на восток, подальше от леса, на равнину.

Келинария сама не помнила, как перелезла через высокий забор с тяжелым мешком за плечами и с корзиной в руках. Страх гнал ее прочь от родной деревни, придавая невиданные силы и желание спасти себя и детей во что бы то ни стало.

Позади горели дома, в небо поднимался черный дым, слышались крики, но Кели не обращала на это внимания. Она, задыхаясь, бежала, сосредоточив все помыслы только на одном: скорее убраться подальше, найти укрытие и затаиться там на некоторое время.

Женщина продолжала бежать тогда, когда вокруг начало светлеть и новый день разогнал ночные тени. Она остановилась и упала в изнеможении на траву только после того, как увидела вдалеке небольшое озерцо.

Келинария, испуганная и усталая, даже не услышала плач детей после падения. Она мгновенно то ли уснула, то ли потеряла сознание.

* * *

Вирвена Йонат, беглая колдунья из Академии, долгое время после тяжелых родов оставалась в постели, лишенная сил. Лекари совершили невозможное, не позволив ей умереть пять дней назад. Дело осложнялось тем, что она не хотела жить. Мрачные мысли давили на Вирвену всё сильнее с каждым днем, медленно убивали. Несколько дней она просто не помнила, что родила дочь. В памяти остался лишь приказ Архколдуна убираться из Академии да растерянный, виноватый взгляд Абмолииа.

Тысячи раз колдунья просыпалась в слезах: сны еще больше раздували огонь обиды и злости на весь мир и на саму себя. Вирвена отказывалась от пищи и на все вопросы лекарей отвечала резким:

— Оставьте меня! Не хочу жить!

Все изменилось на четвертый день. С утра черно-серые тучи застелили небо, стало непривычно холодно, и в душе эсты разбуженным зверьком зашевелилась тревога.

  37