Молчание нарушил Фернклиф:
— Кажется, вы сочли, что ваша жена изменяла вам со мной, милорд?
— Да! — рявкнул Френсис. — Думаю, что имел на это полное право, когда она вдруг на цыпочках вышла из вашей спальни, сэр. Я знал, что она встречалась с вами в нашем саду, а однажды возвратилась с прогулки растрепанная и в перепачканном платье. Кроме того, вы сами признались в этом.
— Как я мог сказать такую гнусную ложь?
— О, ради Бога!
— Моя возлюбленная — ваша мать, милорд.
Френсис тупо уставился на мужчину.
— Вы считаете меня круглым идиотом?
— Да.
Френсис с трудом удержался, чтобы не вцепиться в горло Фернклифа.
— Так давайте же разберемся хотя бы в этом. Вы заявляете, что влюблены в мою мать Корделию, леди Мидлторп. А она в вас, конечно?
— Совершенно верно. Видите, — добавил Фернклиф с сарказмом, — даже глупая голова порой рождает умную мысль.
— О, я, конечно, способен, — сказал Френсис с ответным сарказмом. — Ведь совершенно не вызывает сомнений, что вы с моей матерью предавались любви в холодном и грязном саду у моего дома.
— Про свою жену вы подумали именно это, милорд.
— Но она… — Френсис осекся.
Фернклиф закончил предложение за него:
— Дешевая шлюха, я полагаю.
Френсис мгновенно вскочил и принял боевую стойку.
— Ваши собственные слова, милорд, — развел руками Фернклиф.
Боже милостивый, неужто он и впрямь сказал такое?
— А что касается меня и вашей матери, милорд, то я бы с удовольствием занимался с ней любовью даже в грязном февральском саду, но в данный момент мы с ней в ссоре.
— Несомненно, потому, что вы пытались добиться от нее десяти тысяч фунтов, чтобы убежать с моей женой.
— Да чума вас побери! — взорвался Фернклиф. — Когда я говорил о леди Мидлторп, дурья башка, я не имел в виду это дитя, я говорил о вашей матери!
— Дурья башка, да? По крайней мере я не вор и не лгун.
Фернклиф поднялся, сжав кулаки.
— Я не вор, сэр!
— О, только не снова то же самое! — пробурчал Люсьен и встал между мужчинами.
Дверь открылась.
— Почему вы так кричите? — сурово спросила Корделия. — Наверно, вся таверна вас слышит.
На мгновение она замерла, заметив сына, но решительно прошла в комнату. За ней появилась Арабелла.
— Похоже, мужчины на грани полного идиотизма.
— Корделия! — воскликнул Фернклиф.
— Мама! — воскликнул Френсис.
Корделия прошла прямо к Чарльзу Фернклифу и сказала:
— Обними меня, Чарльз. Мне так страшно!
Он тут же уверенно привлек ее к себе.
— Не волнуйся, голубка моя. Никто не обидит тебя.
Туман в голове Френсиса рассеялся полностью, и вся картина — или хотя бы большая ее часть — стала ему ясна.
— Серена… — простонал он.
Он направился было к двери, но Люсьен схватил его за руку.
— Я понимаю тебя. Но лучше тебе сначала разобраться в том, что происходит здесь. Ты же не захочешь совершать новые ошибки. Да и ей лучше пережить все в одиночку. Ты вернешься к тому времени, когда она уже будет способна рассуждать. А я пойду и удостоверюсь, что с ней все в порядке.
Френсис все еще не осознавал, что только что едва не разрушил свой брак. Он отчаянно жаждал броситься домой и начать исправлять то, что можно было исправить. Но он понял, что Люсьен прав.
Когда Люсьен ушел, Френсис повернулся к парочке в глубине комнаты. Его бесило, что Фернклиф гладил волосы матери, целовал ее и шептал нежные слова.
— Проклятие! Прекратите!
Когда мать оглянулась, показавшись на удивление юной и испуганной, картина стала проясняться, хотя и оставалась несколько путаной, как живопись Фьюзели.
— Почему бы тебе не начать с объяснения десяти тысяч фунтов, мама?
— Не смейте давить на нее, — тут же вмешался Фернклиф и осторожно повел Корделию к кушетке, усадил ее и сел рядом, поглаживая по руке. — Ну, Корделия, если ты действительно вела себя глупо, то лучше всего сейчас облегчить душу и во всем признаться. Честность — лучшая политика.
Наблюдая, как с матерью обращаются, словно она молоденькая и капризная девушка, Френсис и удивился, и расстроился. Его мир рушился у него на глазах, и где-то плакала Серена…
— Десять тысяч фунтов, — резко повторил он и заметил, как краска прилила к щекам матери.
— Мне придется вспомнить и предысторию, дорогой, так что не подгоняй меня. Началось все тогда, когда ты согласился ухаживать за леди Анной. Именно тогда я поняла, что моя жизнь сразу изменится после твоей женитьбы. Конечно, мне были бы рады в любом из твоих домов, но все равно это было бы уже не то. И что-то во мне изменилось, потому что, встретив Чарльза, я была настолько открыта для него, как никогда прежде со времен юности.