– Ну что, хочется? Не стесняйтесь перед вашим другом…
Вадим что-то пробормотал.
– Не слышу? Хочется или нет?
– Хочется!!! – рявкнул он, вложив в этот вопль боль и стыд от всего здесь пережитого.
– Решительный вы мой… Ну так что же вы стоите? Дайте-ка скамеечке хорошего пинка. Боже упаси, я вас никоим образом не принуждаю и не собираюсь принуждать. Сами подумайте: ни одна живая душа не узнает. – Его голос был невероятно родным, милым, участливым, комендант искренне сокрушался вместе с ним, полное впечатление. – Или вы извращенец, и вам приятно вспоминать, как этот обманувший ваше доверие тип дрючил вашу женушку вдоль, поперек и всяко?
Что-то оборвалось в нем. С коротким рычанием он перенес всю тяжесть тела на левую ногу, а потом что было сил оттолкнул скамейку правой, вложив в этот порыв всю ненависть и отвращение не только к Эмилю с Никой, но и ко всему окружающему…
Короткий придушенный крик оборвался хрипом, связанные обрушились вниз… и с жутким стуком растянулись на полу у ног Вадима, содрогаясь в корчах, хрипя. На них упали свободные концы веревок.
– Разыграли, разыграли! – весело вопил комендант, прыгая вокруг оцепеневшего Вадима. – Обманули дурака на четыре кулака, а на пятый кулак сам и вышел дурак! Уау! – заорал он Вадиму прямо в ухо. – Ну неужели ты мог подумать, засранец, что я в моем лагере позволю кому-то постороннему, твари полосатой, вешать моих дорогих кацетников самолично? А вот те хрен!
Эмиля с Никой уже поднимали, освобождали от наручников и веревок. Вадим отвернулся, боясь увидеть их лица, заткнул уши, но истерические рыдания Ники все равно сверлили мозг. Не было ни чувств, ни эмоций – лишь страстно хотелось оказаться где-то далеко отсюда.
– Силен мужик! – похлопал его по плечу комендант. – Хвалю! Не каждый сможет этак вот – родную бабу… На вот, вкусная шоколадка, – сунул он Вадиму в ладонь скользковатый пакетик. – Ну-ка, мальчики, поприветствуем героя!
Со всех концов сцены, где располагались эсэсовцы, донеслось:
– Хох! Хох! Хох!
– А теперь шагай в зал, козел позорный, шагай, – подтолкнул его комендант. – Глаза б мои на тебя не глядели… И этих гоните в зал, по рожам видно оклемались… Переживут, не баре, не размокнут, не сахарные… – Он повысил голос: – Гейнц! Гоните-ка это быдло по баракам, надоели они мне, нам еще сегодня работать и работать…
Глава тринадцатая
Все гениальное…
Возвращаясь в барак, Вадим два раза получил прикладом по пояснице, потому что откровенно замедлял шаг, справедливо предвидя новые жизненные сложности. Нехитрое предчувствие не обмануло – едва вошли, едва затихли на улице шаги охранника, Эмиль развернулся в его сторону с самым недвусмысленным выражением лица – Вадим проворно попятился, – стал надвигаться, профессионально приняв какую-то хитрую стойку, цедя сквозь зубы:
– Вешатель, говоришь? Ну, иди сюда, гандон…
– Бей его! – истерически подначивала Ника, придвигаясь с другой стороны с растопыренными коготками. – Бей так, чтобы…
– Сами хороши… – огрызнулся Вадим, пятясь в угол, отчетливо сознавая, что шансов у него никаких. – За моей спиной…
– Цыц! – возник между ними Синий, чуть присел, выставив перед собой смахивающий на шило ножик. – А ну-ка, завязали с семейными разборками! Гришан, кому говорю?! Времечко настало!
Поразительно, но от этих слов Эмиль мгновенно остыл, замер в нелепой позе, а там и опустил руки. Вадим успел мимоходом удивиться: откуда эта каторжная морда знает прежнее Эмилево имечко?
И тут же ему стало не до пустяков. Как и всем прочим.
– Свет погаси в темпе, а то еще нагрянут, – бросил Синий Братку, и, прежде чем тот успел добежать до выключателя, произнес спокойно, жестко: – Ну вот что, кончайте выдрючиваться, начинается побег…
Свет погас, но стало не особенно и темнее – полная луна заливала барак молочно-бледным сиянием.
– Не нравится мне эта иллюминация… – в сердцах сказал Синий. – Но делать нечего. Сейчас часа три ночи, подождем минут десять, пока свободные от вахты вертухаи завалятся спать, – и вперед.
– Ты бы… – начал было Борман.
– Захлопнись и слушай, – оборвал Синий. – Все слушайте внимательно, головы на кону… Диспозиция такова: вода – отличный проводник липездричества. Нужно будет подбежать к проволоке с полным ведром и выплеснуть ее так, чтобы намочила все рядки – в темноте ведь не разберешь, который из них подключен, посему оросить нужно все – и аккуратненько стекла по столбу наземь. Если все проделать верно – моментально выбьет фазу. То есть свет повсюду погаснет и проволока, понятно, обесточится. Починить будет нетрудно, процедурка нехитрая, но пока они разбудят электрика и он добежит, пока исправит там все, мы успеем… Когда коротнет, особо назначенный человек колом шарахнет по проволоке. Даже если не порвет все рядки, проволоку сорвет с креплений, можно будет пролезть. Тот, кто хочет жить, – пролезет. Подумаешь, ручки поцарапает… Не смертельно. Главное – глаза беречь. Ведер там, в мусоре, штуки три, я специально присматривался. Воды навалом. Заместо тарана сойдет любое полено, – он показал на подпорки нар, повернулся к Братку: – Выломай-ка мне одну, щегол… Ту вон, у окна, чтобы подраненный с нар не ляпнулся… Что стоишь?