– Ага! – обрадовался комендант, тихонько похлопывая в ладоши. – Это у вас, дорогой мой, непроизвольно выскочило, сценарием не было предусмотрено… Подсознание вещует. И на какой же высокой ноте вы хотите закончить свое блестящее выступление?
Илья Петрович передернулся, подошел вплотную к рампе и возгласил:
– От всей души призываю последовать моему примеру, очистить совесть чистосердечным раскаянием и полной выдачей всех неправедно нажитых денег и прочих ценностей!
– Аплодисментов не слышу! – взревел комендант.
И вновь он затянул овацию на несколько мучительных минут, сладострастно жмурясь и помахивая в такт сигаретой. Гейнц сыграл на баяне что-то бравурное. Лысоватый Илья Петрович уже направился было к лесенке, но комендант удержал:
– Вы куда это, мил человек? Нехорошо, вы же у нас нынче звезда… форменная этуаль. Задержитесь.
Достал из кармана френча толстую пачку сложенных вдвое бумажек, в которых присутствующий здесь народ моментально опознал доллары, которые на самом деле никакие не зеленые, а скорее сероватые. Развернув веером, продемонстрировал со сцены, наклонившись к первому ряду:
– Всем знакомо? Не слышу? Да или нет?
– Да-а… – нестройно раздалось в зале.
– Ну, еще бы… Что в них такого ценного и приятного, в этих прямоугольных бумажках? Из-за чего вы, чудаки, уродовали себе жизнь, чтобы в конце концов угодить в преисподнюю? Ради этой пухлощекой физиономии и цифирки «сто»? Дети малые, честное слово… Послушайте авторитетное мнение маяка и светоча. Илья Петрович, что это у меня в руке?
– Бумага! – браво отчеканил Илья Петрович.
– Самая настоящая бумага, и не более того, – поддержал комендант, спрятал всю пачку в карман, оставив одну сотку. – Ни на что не пригодная… Разве что съесть? Илья Петрович, хороший мой, скушайте, душевно прошу! Не спешите, жуйте с расстановкой, не хватало еще, чтобы вы подавились, светоч наш и пример…
Почти без промедления лысоватый взял у него бумажку, стал отрывать зубами по кусочку, тщательно разжевывать и глотать судорожными рывками кадыка, временами непроизвольно выпучивая глаза. Гейнц тем временем наяривал на баяне нечто смутно напоминавшее «Мани, мани, мани» в вольной интерпретации.
Комендант следил за кающимся, как кот за мышкой. Едва тот прожевал последний уголок, подпрыгнул на месте, воздевая руки:
– Уау! Приятного аппетита! Убедились, поганцы, что это не более чем бумага? Правда, судя по воодушевленному лицу Ильи Петровича, приятная на вкус… Мотайте в зал, Илья Петрович!
Лысоватый пошел к лесенке, на первой ступеньке замер, опасливо оглянулся, видимо, вспомнив, что совсем недавно случилось с певцом. Но комендант, стоя на прежнем месте, замахал руками:
– Господь с вами, Илья Петрович, не буду ж я маяка нашего и светоча сапогом под жопу пинать. Как уже говорилось – я веселое и жизнерадостное существо, и ничто человеческое мне не чуждо. А посему – во весь голос об интимном! На сцену приглашается наша очаровательная флейтистка Вероника Баскакова, прошу любить и жаловать!
Вероника поднялась на сцену. Нерешительно потопталась.
– Подайте даме стульчик! – заорал комендант, и эсэсовец шустро выскочил из-за кулис, подцепив широкой пятерней спинку стула. – Садитесь, прелесть моя, ножку на ножку… Расслабьтесь, успокойтесь, попробуйте, как ни трудно, представить, что я вовсе и не я, а Юлечка Меньшова… Ток-шоу «Поблядушечки!» Уау Аплодисменты! Все, отставить! Перед нами еще одна кающаяся душа, только гораздо более очаровательная, да простит меня Илья Петрович! Итак, драгоценная моя… Расскажите вашему старому, веселому дьяволу: на блядки от законного мужа бегали?
– Бегала, – сказала Ника довольно громко, глядя куда-то в потолок.
– И когда начали? Уж не сразу ли после свадьбы?
– Нет, началось с полгода назад…
– Как интересно! Как интересно! Сдохнет от зависти Юлька Меньшова, верно вам говорю! Какая ситуация, дамы и господа! Молодая светская красавица через годик после свадьбы со столь же светским львом начинает, пардон, блядовать! И сколько ж у вас было любовников, драгоценная?
– Один, – ответила Ника с застывшим лицом.
– А что так мало?
Она беспомощно пожала плечами. Гейнц шумно сыграл первые такты мендельсоновского марша.
– Впрочем, сие несущественно, – утешил комендант. – У меня есть стойкие подозрения, что означенный любовник, сиречь амант, здесь присутствует… Правда?