8 
«Флибустьерская гавань» помещалась в длинном низком строении опять-таки испанской постройки. Власть здесь менялась не раз, но без особенных сражений, так что Старый Город неплохо сохранился со времен гордых идальго, и даже долгое британское правление не уничтожило старых традиций – иные до сих пор измеряли длину не в футах и ярдах, а в брасах[1], именуя друг друга не «сэр» или «мистер», а «сеньор».
Мазур не спеша шагал к строению с ярко освещенными окнами, откуда доносился какой-то модный американский шлягер. Собственно, как легко догадаться, никакого такого Мазура тут не было вовсе.
Был безродный космополит по имени Джонни Марчич – хорват по происхождению, в жизни не бывавший на земле предков, поскольку его почтенный родитель в сорок пятом бежал из Югославии по каким-то своим «веским причинам». На сей счет у Мазура имелся целый ворох тщательно продуманных спецами недомолвок, из которых любой неглупый собеседник мог сделать вывод, что Марчич-папаша имел неосторожность активно воевать отнюдь не на той стороне, что победила в сорок пятом. Ну, а потом беглеца долго и преизрядно мотало по свету, пока он не осел в Австралии и не родил сыночка, Джонни – каковой, в свою очередь, немало помотался по шарику, всевозможными способами зарабатывая на хлеб, – и вот теперь, раздобыв верную карту, искал испанский галеон. Ладно скроенная была легенда, убедительно мотивировавшая как незнание Мазуром хорватского, так и многие другие детали путаной биографии...
Нечто похожее имело место быть и в случае с Викингом – его родители, если кому вдруг станет интересно, сбежали морем в Финляндию из Прибалтики в том же сорок пятом году – и отпрыск опять-таки немало помотался по свету. Примерно так же обстояло и с остальными членами группы, включая Мозговитого – народец заковыристого происхождения с причудливой автобиографией, без родины, корней и оседлости, везде чужие и везде свои...
Он распахнул скрипучую дверь и вошел, направился к своему столу, казавшемуся свободным. Под потолком ожесточенно крутились два вентилятора, размешивая сизые пласты табачного дыма, играла музыка, было шумно, но гомон не перерастал ни в какую вакханалию – в общем, пристойная атмосфера, как-никак не притон, а вполне респектабельный кабачок, пусть и третьеразрядный. Притонов тоже хватало, но не в этом квартале.
Туристов здесь почти не бывало, и потому в оформлении кабака не усматривалось особенной экзотики – так, несколько неизбежных деталей вроде парочки перекрещенных старых сабель над стойкой, потемневшего штурвала на стене и засиженной мухами картины. На ней крайне живописный джентльмен удачи с ножом в зубах и дюжиной пистолетов за кушаком решительно увлекал полумертвую от страха пышную красотку по узкой улочке пылающего городка.
Для туристов здешний хозяин держал совершенно другой кабак в глубинах Старого Города. Вот там экзотическими причиндалами был увешан каждый квадратный сантиметр стен, а получавшие свой процент агенты туристских компаний автобусами возили туда жаждущих карибской экзотики путешественников, объясняя, что покажут самый натуральный притон криминала, разврата и прочих темных дел. Причем убедительно выглядевшие «головорезы» каждый вечер разыгрывали для обмирающей от романтического страха публики всевозможные сцены вроде жутких драк с навахами, карточных игр со ссорами и передачи «партий наркотиков» прямо за столом. Туристы млели – и, вернувшись домой, хвастались, надо полагать, напропалую, живописно повествуя, что бывали в самом жутком местечке на Карибах, откуда чудом убрались живыми и не ограбленными.
Хозяин и сейчас сидел на своем резном старинном кресле в уголке у ведущей в задние комнаты двери – брюхастый пожилой верзила, негр классического облика, но по фамилии Хименес (потомок рабов, завезенных сюда испанцами), мужик оборотистый и зажиточный, особо не впутывавшийся в темные дела, но обросший разными связями. Мазур, мимолетно глянув на него, ухмыльнулся про себя – проныра Хименес и не подозревал, что советская разведка знает его делишки лучше, чем он сам, опять-таки благодаря консультациям с кубинцами...
Усевшись за столик, Мазур дружелюбно хлопнул по заду не успевшую увернуться мулаточку-официантку, попросил пива и, обретя желаемое, лениво принялся озирать зал. Добрую половину присутствующих он уже знал не только по лицам, но и по именам, как и они его. Девочки занимали боевые позиции у стойки – Мэри и Паолу не видно, кто-то, надо думать, их уже ангажировал, а вот Линда и Карла с Бекки – на рабочих местах. Пригожие были девочки и недорогие, что характерно, ничуть не похожие на угнетенных жизнью жертв буржуазного общества, с трудом оправлявшегося от последствий колониализма. А вот Мозговитого что-то не видно, хотя во исполнение недвусмысленного приказа ему давно бы следовало тут появиться и снять Линду. Может, с Мэри или с Паолой упорхнул? Выпихнув его из дома, Мазур дал совершенно четкие и недвусмысленные инструкции – в лепешку разбиться, но предпринять именно те действия, каких требует обстановка и взятая на себя роль.
8 
