Голдман и не пытался. Он произнес чуть ли не в ужасе:
— Но у нас же нет никого на замену… Придется ехать в Нью-Йорк и искать актера, а это отнимет уйму времени…
— Посмотрите на меня внимательно, Голдман. Что вы видите? Вы видите перед собою гениального творца, нет, серьезно! Вам бы давно следовало повысить мне жалованье… но об этом мы поговорим вечерком, а пока… посторонитесь-ка…
Он шагнул мимо Голдмана к Бестужеву, цепко ухватил его за рукав и уставился сомнамбулическим взглядом творца:
— Молодой человек, вы, я слышал, служили в кавалерии?
— Да… — растерянно ответил Бестужев.
— На коне вы ездите неплохо, я несколько раз видел… — Ну-ка, выхватите ваш револьвер и нальните! Вон в то дерево хотя бы.
— У меня там настоящие патроны…
— И наплевать! — заорал Роуз. — Огонь!
Повернувшись спиной к присутствующим — и, соответственно, лицом к указанному дереву, Бестужев выхватил револьвер и всадил пулю в ствол. Полетела кора, меж деревьев заметалось трескучее эхо.
— Вот он! — словно гоголевский Вий, воскликнул Сол, тыча в Бестужева указательным пальцем. — Вот вам натуральный благородный герой! А ну-ка, кто там, быстренько! Замените ему револьвер другим, с холостыми зарядами — и бегом на площадку! То есть в седло! Что стоите? А вы? Бутафорский револьвер сюда, быстро! Будем снимать!
— Позвольте… — в полной растерянности пробормотал Бестужев. — Я, собственно говоря… не актер…
— А мне плевать! — заорал Роуз так, что с дерева неподалеку вспорхнула стайка птичек, и разморенные солнцепеком зеваки поодаль встрепенулись. — А мне плевать, — повторил он тоном ниже. — Кто сказал, что нам нужен актер? Кто сказал, что публике нужен актер? Публика отдает деньги за то, чтобы наблюдать не актера, а симпатичного бравого парня, который метко стреляет, ловко скачет на коне и красивенько спасает прекрасную героиню от любых опасностей. Ясно вам, как вас, Михаил? И вы у меня будете играть, потому что ни у кого нет другого выхода. Не тащиться же в Нью-Йорк и не искать там подходящего парня, если он у меня под носом? Короче, Сэмюэль, — сказал он властно. — Я сейчас минутку отдохну от всех этих ударов судьбы, а вы быстренько объясните господину благородному герою, что он будет играть… Ясно?
Он демонстративно отвернулся, подошел к креслу и плюхнулся в него, упрямо глядя в другую сторону. Лили, хотя киноаппарат уже давно не стрекотал, старательно билась у столба, временами натурально охая, громко и горестно. Все остальные настороженно замерли.
Ухватив Бестужева за плечо, Голдман прошептал ему на ухо:
— Михаил, мы в отчаянном положении. Нужно соглашаться.
— Но я же не актер…
— А что делать? — трагически развел руками Голдман. — Я и в самом деле дал маху… — он оглянулся на племянника, торчавшего поодаль с растерянно-глупым видом. — Думал, если он играет на сцене, то он все сможет сыграть… Сол прав: придется убить уйму времени, искать в Нью-Йорке подходящего актера, а съемочная группа тем временем будет прохлаждаться, и мне придется все это время платить им жалованье, таков уж договор… Неужели вы не выручите несчастного старика? Велико искусство — скакать на коне, палить в краснокожих… Вы же умеете ездить верхом и стрелять, что вам стоит? Вспомните: наша будущая кинофабрика, наши ослепительные перспективы… Это и ваше будущее тоже… Михаил, я вам заплачу пятьдесят долларов, если вы будете сниматься! Пятьдесят баков за пару дней работы… да и какая это работа, если разобраться? Тьфу — и растереть! Вы же такой ловкий молодой человек, хороший еврейский парень, вы хотите добиться здесь успеха, или нет? Я вас умоляю!
В его голосе звучала неподдельная мольба. Сол демонстративно отвернулся, хотя держал ушки на макушке, сразу видно.
— Ну, можно попробовать… — нерешительно сказал Бестужев. — А там уж как получится.
— Да что тут может не получиться? — вскричал Голдман. — Скачете, стреляете, спасаете девушку… — он ухватил Бестужева за локоть и поволок к режиссеру, выкрикивая издали: — Сол, Сол! Молодой человек согласен сниматься!
— В таком случае приступим, — сказал Сол, вставая на ноги прямо-таки с царственным величием. — Хорошенько запомните, Сэмюэль, как я сегодня вытащил вас всех из совершенно безнадежной ситуации, потому что нынче же вечером мы будем обсуждать это, увязав с повышением жалованья… Я решил, — сказал он с величием древних императоров, — благородный герой — вот он. Хуже он, во всяком случае, не будет.