Хатч замолчал, поочередно посмотрев на каждого из нас.
— Я нанял вас на работу, потому что вы — самые лучшие специалисты в своей области, — произнес он после недолгой паузы, — и поэтому рассчитываю, что вы проявите свои способности в полной мере. Постарайтесь меня не разочаровать. — Его голос, как мне показалось, прозвучал слишком сурово.
Медленно поднявшись с кресла, Хатч напоследок бросил:
— И не забывайте: tempus fugit[14].
8
Через час бригада по поиску затонувшего судна была готова и в воду уже спускали магнетометр — аппарат в форме двухметровой ракеты с установленными в нижней части датчиками, которые, как мне объяснили, при помощи каких-то там волн способны обнаружить лежащую на дне монетку на расстоянии двадцать метров. Вслед за магнетометром к работе стали готовить и современнейший цифровой гидролокатор производства голландской компании «Маринескан», способный сгенерировать и передать на монитор компьютера четкое изображение морского дна со всеми лежащими на нем предметами, размер которых чуть больше человеческой ладони.
Вскоре «Мидас» начал двигаться по кругу с радиусом в одну милю, постепенно уменьшая радиус и приближаясь по спирали к центру круга — тому самому месту, где мною был обнаружен бронзовый колокол.
Когда я спросил капитана Престона, почему мы не поступили наоборот, начав поиск не от периферии к центру, а от центра к периферии, он только пожал плечами.
— Так решил Хатч, — сказал капитан. — Он всегда поступал в подобных случаях именно таким образом, и уж кто-кто, а я не стану оспаривать его решения.
— Но ведь если бы мы начали от центра, то закончили бы свою работу быстрее, — настаивал я.
— Знаешь, парень, если уж ты оказался на этом судне, то тебе не следует забывать, что здесь командует Джон Хатч. Ты, конечно, можешь подвергнуть сомнению его методы работы — порой и в самом деле довольно необычные — и даже начать говорить об этом вслух, однако среди тех, кто занимается поисками затонувших галеонов, Джон пользуется особой славой. Его считают своего рода живой легендой, а потому на «Мидасе» лучше не обсуждать принимаемые им решения. Хатч не тот человек, который способен смириться с тем, что его действия и решения подвергаются хотя бы малейшему сомнению. — Капитан положил руку на мое плечо и, словно предостерегая меня, повторил: — Хотя бы малейшему…
В течение более девяти часов мы плавали со скоростью десять узлов по неспокойному морю, все время сужая зону поиска. Уже наступила ночь, когда предварительный «зондаж» морского дна был завершен и в конференц-зале собралась та же самая компания, что и утром. Я почти весь день слонялся без дела по палубе, горя желанием побыстрее погрузиться в воду и начать поиски затонувшего судна — ну, или того, что там от него осталось. Я с нетерпением ожидал этого момента с тех пор, как профессор Кастильо открыл мне глаза на огромное значение моей находки.
Мы снова расселись в конференц-зале за столом, оживленно болтая друг с другом в ожидании прихода Хатча, который, как мы предполагали, сообщит нам о результатах проделанной сегодня работы. По репликам собеседников я понял, что далеко не я один изнываю от ничегонеделания и жажду как можно быстрее приступить к работе под водой.
Через несколько минут появился Хатч — как всегда, в сопровождении своего мрачного спутника Раковича. Джон поудобнее уселся в своем кресле и стал наблюдать, как компьютерщики подсоединяют портативный компьютер к огромному плазменному телевизору, висевшему на стене конференц-зала. Когда они закончили, Хатч окинул нас торжествующим взглядом и сказал, обнажив зубы в акульей улыбке:
— Господа, мы нашли его.
Тут же раздались дружные аплодисменты, смех, радостные возгласы. Я в восторге обнял сидевшую слева от меня Касси, а она звонко чмокнула меня в щеку.
Когда снова установилась тишина, Хатч нажал несколько клавиш на портативном компьютере и повернулся в сторону висевшего на стене телевизора.
— Менее чем в полумиле от того места, которое нам указал мистер Видаль, мы получили от нашего гидролокатора вот эту картинку.
На экране появилось изображение поверхности морского дна, рельеф которого был показан с помощью различных оттенков коричневого цвета, а наиболее высокие выступы были оранжевыми. Присмотревшись к одному из выступов, я заметил, что это не что иное, как затонувшее судно, борта которого были выделены желтым цветом.