— …и вдруг мне показалось, что это уже не я, Анастасия Березкина, студентка московского института, а другая Анастасия, та, что приехала на барке из далекой Москвы в этот монастырь… Вы меня понимаете, Ваня?…
Волошину страшно захотелось сказать: «Понимаю, Настенька… Вы почувствовали себя уже не комсомолкой, а царицей…» Но вдруг он увидел совсем близко серые глаза девушки. Даже в темноте он разглядел в них неподдельное горе и промолчал.
— Я еще… ведь я ничего не видела в жизни… — тихо продолжала Тася. — Но вдруг я почувствовала, что у меня умер ребенок… Такого отчаяния я никогда не испытывала…
— Вы очень впечатлительны, Настенька, — рассудительно сказал Волошин. — Так нельзя…
Тася не слышала его. Она молча смотрела на сумрачные громады монастырских стен, смутно видневшиеся за деревьями.
— Сходим туда, Ваня… — попросила она вдруг.
Он удивился:
— Куда, Настенька?
— В церковь. В ту, где гробик… Вы боитесь?
— Да нет… Но там нечего делать сейчас, — нерешительно ответил он.
— Ну, тогда оставайтесь, а я одна пойду. — Тася высвободила руку.
Но Волошин удержал ее:
— Подождите… Но ведь ворота в монастыре уже заперты.
— А мы пойдем в обход, со стороны озера.
— Вы хотите сказать — вплавь?
— Нет, вброд… Там возле башни мелко.
Он покачал головой:
— Вы, Тасенька, просто девчонка и притом очень взбалмошная.
— Я не знаю… Может быть… Ну, идемте же!.. — И она нетерпеливо потащила его к выходу.
— А вы не боитесь встретиться там с чем-нибудь страшным? — насмешливо спросил он.
— С чем?… — с тревогой и затаенной надеждой спросила Тася.
— С привидением, например…
— Нет, это не страшно. Я сама сейчас привидение.
Они добрались до Кузнецкой башни, от которой крепостная стена поворачивала к югу. Здесь плескалась вода озера. Тася хотела снять туфли, но Волошин остановил ее:
— Не надо… Я перенесу вас…
Она молча позволила взять себя на руки и обняла его рукой за шею…
Руки были сильные, но держали они ее так бережно, как маленького ребенка… Где-то в темноте слышалось журчание воды, потревоженной его шагами…
Наконец он ступил на береговую полоску земли и остановился. Он спросил, помедлив:
— Ну?… Пойдем ножками?… Или останемся у дяди на ручках?…
— Ножками, — сказала она. — И я очень прошу вас, Ваня… не расхолаживайте меня. И не смейтесь над моими чудачествами. Слышите?…
— Клянусь, Настенька!..
— Такая я есть и такой останусь на всю жизнь. А если я вам… Если вам не нравится, вы можете со мной не дружить.
— Да что вы, Настенька! Ну конечно же, вы мне нравитесь!.. Даже больше, чем полагается…
Она поспешно отстранилась:
— Не надо!.. Идемте скорее.
— Может быть, все-таки на ручках? — робко спросил он.
Она взяла его под руку и повела вперед к темному, загадочному, как древний курган, холму. Вскоре они подошли к церквушке на холме и остановились перед нею в молчании.
— Обойдем вокруг… — тихо сказала Тася.
— Обойдем…
— Мне здесь ночью нравится больше, чем днем. А вам?…
— Здесь хорошо, Настенька…
Неожиданно где-то совсем рядом они услыхали шаги и оглянулись…
— Здесь кто-то ходит, — шепотом произнесла Тася.
— Тихо!..
Волошин прислушался. Шаги послышались вновь.
— Кто-то ходит в церкви, Настенька.
— Уйдемте… Мне страшно!.. — прошептала испуганная девушка.
Он обнял ее, успокаивая:
— Не бойтесь. Я с вами… Но кто бы это мог быть?… Шаги слышатся там, в церкви… Вот что. Отойдите. Настенька, вон к тем двум березкам — у вас светлое платье, и возле них вас будет не видно. А я пойду посмотрю…
Но едва Тася отошла в сторону, а Волошин сделал два шага, как скрипнула массивная дубовая дверь, окованная железом, и из церкви медленно выползла неуклюжая серая фигура…
Волошин сразу присел в высокой траве. Он не мог разглядеть странного ночного посетителя древней церквушки, но подойти или окликнуть не решался.
Человек в сером загромыхал тяжелым замком на дверях и неторопливо направился в ту сторону, где, распластавшись в траве, залег Волошин. Волошин услыхал тяжелое дыхание и металлическое позвякивание. Ключи! Теперь он узнал незнакомца. Это был старый монастырский сторож дед Антон. Волошин не раз видел этого высокого сутулого старика, облаченного в длинную холщовую рубаху, лохматого, хмурого, немногословного, лицом своим напомнившего Волошину толстовского отца Сергия… В том, что монастырский сторож бродит по ночам по монастырю и заходит даже в церкви, ничего удивительного не было. Не дойдя до затаившего дыхание Волошина, старик вдруг повернул и направился в обход церкви. «Куда это он? — подумал Волошин. — Что ему понадобилось там, на задворках?» Он подождал немного, затем быстро встал и подбежал к Тасе.