Особенно,... 
91 
Он заметил, что женщина с любопытством его разглядывает, что и это едва ли было удивительно. Все-таки незнакомец припарковал автомобиль прямо у ее двери и теперь стоит на тротуаре, беззастенчиво на нее уставившись.
– Миссис Парсонс? – спросил он.
Она выглядела озадаченно.
– Кто?
– Вы не миссис Парсонс?
Женщина помотала головой. Она была высокая, скорее ширококостная, чем полная. Ее длинные седеющие каштановые волосы обрамляли сильное доброе лицо.
– Возможно, у меня не тот адрес. Я хотел поговорить о смерти Тревора Парсонса.
– Тревора? Но, я думала, все уже закончилось. То есть, я хочу сказать, ведь прошел уже год…
Ее голос замолк.
– Так вы мама Тревора Парсонса?
– Нет. Нет. Не мама.
– Ну, в любом случае вы знали его?
– О да. Конечно. Послушайте, вам лучше войти.
Келли последовал за ней в высокий холл старой викторианской виллы. Внутри дом оказался таким же, как два малыша, что играли в маленьком переднем дворике, – немного обшарпанным, но в то же время ухоженным. Кафельный пол блестел, несмотря на то, что кое-где отдельные плитки откололись и поломались, некогда белая краска потерлась и пожелтела, но тем не менее все было безупречно чистым.
– Давайте пройдем на кухню, – сказала женщина, ведя его в большую квадратную комнату, почти все место в которой занимали старая газовая плита и большой деревянный стол, накрытый пластиковой скатертью в цветочек. – Присаживайтесь, – сказала она, предложив любой из плохо сочетавшихся друг с другом стульев. – Вы из армии? Вряд ли я смогу что-то еще рассказать о Треворе. Его смерть была трагедией, но, полагаю, она никого не удивила.
– Вы так думаете? – спросил Келли, усаживаясь на стул, что был ближе к нему.
– Да. Послушайте, вы кто?
Нет, не зря Келли предчувствовал необходимость попросить у Маргарет Слейд подписанный документ, и теперь достал его из кармана.
– В части произошли и другие смертельные случаи. И родители погибших солдат попросили меня провести более глубокое расследование. В некоторых случаях есть кое-какие нераскрытые тайны. И сейчас я этим занимаюсь.
Келли протянул ей письмо Маргарет Слейд, и она взяла его.
– Понятно, – сказала она.
Келли молча ждал, пока она прочитает. Когда она закончила и вопросительно подняла на него глаза, он заговорил вновь:
– Простите, пожалуйста, но я должен спросить, кто вы и кем приходитесь Тревору Парсонсу. Сначала я думал, что вы его мать, потому что, понимаете, это был его последний гражданский адрес.
Женщина кивнула:
– Я Джил Моррис. Я была приемной матерью Тревора. Только недолго…
Вдруг раздался такой грохот, словно тонну кирпичей бросили в кухонную дверь, которая распахнулась, и два маленьких мальчика ворвались внутрь, все еще толкая впереди трехколесный велосипед, словно некое стенобитное орудие. И не в первый раз Келли удивился тому, сколько шума и беспокойства могут создавать даже совсем маленькие дети.
– Нет! Не смейте! Живо за дверь! – скомандовала Джил Моррис.
И без возражений два малыша развернулись, по-прежнему толкая велосипед впереди себя, и снова с грохотом врезались в дверь.
– Это самый тяжелый возраст, – сказала Джил Моррис, обратив взгляд к небесам. – Они уже достаточно большие и на удивление сильные, но у них мало или совсем нет мозгов, чтобы распорядиться своей силой. И никакого самоконтроля. Что хотят, то и творят.
Она снисходительно улыбнулась. Келли поднял бровь с немым вопросом.
– Да, я приемная мать и этих двух тоже, – сказала она. – Мой Рики и я – мы этим занимаемся. Думаю, нас можно назвать профессиональными приемными родителями. Он унаследовал это огромное здание от своих родителей, и дом просто напрашивается на то, чтобы заполнить его детьми, не так ли? У нас было трое своих, но, когда они стали подрастать, нам показалось только естественным взять себе еще.
– Понятно, – сказал Келли. – И Тревор был одним из них. Что вы можете рассказать мне о нем?
– На самом деле не так уж много. Он был у нас только семь или восемь месяцев. Его подростковая жизнь была настоящим кошмаром – бедный малый, брошенный матерью. Его то кто-то опекал, то нет, пока он не пошел в школу. И конечно, все это оставило свой отпечаток. Он был очень сложным ребенком, без сомнения, но можно ли его в этом винить? Ему было пятнадцать, когда он пришел к нам, и он не видел своих родителей многие годы. И ему было где-то шестнадцать с половиной, когда он однажды ушел от нас. Он всегда говорил, что хочет в армию, но мы даже не знали, сделал он это или нет, пока к нам не пришли и не сообщили, что он мертв. Очевидно, что он поступил в армию, как только достиг положенного возраста, в семнадцать, но мы этого не знали.
91 
