Особенно,... 
80 
На пустынной улочке позади рынка "Жигули" смотрелись как бельмо в глазу. Машина стояла на обочине, в тени деревьев небольшого скверика. Водитель делал вид, что ковыряется в моторе. А пассажир, приоткрыв дверь, чтобы впустить в салон свежий ветерок, разговаривал по телефону космической связи. Ни больше, ни меньше. В нашей глуши – и такая техника.
Я узнал пассажира сразу. Это была та самая женщина, которая разговаривала с мерзким горбуном. Но теперь я, наконец, увидел ее лицо. И едва не ахнул – ну и дела! Мне ли ее не знать…
Завидев меня и Зосиму, она инстинктивно отпрянула вглубь салона. Я понимал ее состояние – в этот момент она хотела превратиться в ничтожно малую букашку, которую можно рассмотреть разве что при помощи сильной лупы.
Сделав вид, что пассажир в машине меня совершенно не интересует и что мы с Зосимой его просто не заметили, а тем более – не узнали, я отвернулся к идущему рядом старику и начал болтать какую-то чушь, будучи мыслями далеко от райцентра. Зосима уставился на меня, как на умалишенного, однако благоразумно помалкивал.
Но мне его переживания были до лампочки. Теперь я почти наверняка знал, с кем имею дело. И эти знания спокойствия мне не добавили.
Глава 24
В деревню мы возвратились под вечер. Никто нас больше не останавливал, но знакомая дорога показалась мне враждебной и чужой – будто мы ехали в сказочном заколдованном лесу.
Даже на обычно невозмутимого Зосиму езда произвела тяжелое впечатление. Он нервно крутил головой, стараясь высмотреть неведомую опасность, а также по делу и без стегал горемычную Машку кнутом.
Кобыла поначалу пыталась протестовать, – фыркала и взбрыкивала – но затем, удивленная странным поведением хозяина, смирилась со своей участью, и даже по ровным участкам дороги трюхала, понуро опустив голову.
Дома я как был в джинсах, так и рухнул на постель, словно мысли, обуревавшие мою бедную голову всю дорогу, наконец, приобрели вес и свалили меня с ног. Из желаний осталось только одно: выпить чашку чая и завалиться спать. Но чай еще нужно было приготовить, а на это у меня не было ни сил, ни желания.
Я боролся с моральной усталостью и ленью не менее получаса. Но подняла меня с постели не жажда, а мысль, прорезавшая сумрак в голове яркой молнией: а что там творится в тайнике?
Где-то в глубине души, вопреки здравому рассудку, я верил, что Каролина вернется. Так мне подсказывал внутренний голос.
Но в то же время он настойчиво твердил: "Забудь ее, осел! Это ходячий сундук Пандоры, содержащий в себе все мыслимые и немыслимые несчастья. Радуйся, что она смылась. Или хочешь попробовать, как смотрится на твоей шее хомут?".
Ах, если бы кто-нибудь прислушивался к этому самому внутреннему голосу, исполняющего роль вещуна и советчика! Здравый смысл давно почил вечным сном, и люди большей частью совершают поступки, не совместимые с мудростью.
Как оказалось, я не был исключением из правила…
Внутренний голос оказался прав. Когда я сдвинул стенку тайника, меня встретил по-детски наивный, а потому насквозь фальшивый, взгляд Каролины. Она сидела на кушетке и грызла печенье, зачерствевшее до каменной твердости.
– Изверг! – всплеснула она руками полушутя, полусерьезно. – Ты надумал уморить меня голодом!?
Я молча смотрел на нее и лишь огромным усилием воли сдерживал неистовый порыв надавать ей по физиономии. Вот зараза! Она еще и ерничает.
– Ты где была!? – резко спросил я с налету.
– Ой-ой, мы уже ревнуем?
– Не прикидывайся дурочкой! Положение гораздо серьезней, чем тебе кажется.
– Неужели? – Она все еще пребывала в приподнятом настроении (с чего бы?), но в ее глазах уже заплескалась тревога.
– Ты что, где-то приложилась?
– А ты мне наливал!? – окрысилась она ни с того, ни с сего.
– Слушай, киска, наше совместное добровольно-принудительное существование начинает напоминать известный анекдот.
– Я не киска! – Она швырнула печенье на пол; хорошо, что не в меня – это уже прогресс. – Какой анекдот? – помолчав, спросила она будто вскользь; все-таки женское начало возобладало над упрямством, благоприобретенным по причине плохого воспитания.
– Как-нибудь потом. А сейчас изволь отвечать на мой вопрос. Если забыла, о чем я спрашивал, повторюсь: ты где болталась, милочка, ночь напролет? И не вздумай переть буром! Иначе немедленно выставлю тебя за порог.
Она посмотрела на меня пристальным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Но, натолкнувшись на мою закаменевшую физиономию, судорожно сглотнула, – наверное, проглотила целый залп ругательств, вертевшихся на кончике языка, – и сказала внезапно охрипшим голосом:
80 
