– Что это? – дрожащим голосом, в котором уже проклевывалась надежда на спасение, спросила Каролина.
– Похоже, Госпожа Удача подает знак, – сказал я с некоторым сомнением. – Но особо не обольщайтесь.
Может, это на Ильхана наехала конкурирующая банда. Будем держать оборону по-прежнему. До полного прояснения ситуации. Если начнется штурм приемной вновь прибывшими, закроемся в кабинете Ильхана.
Там железная дверь и бронированные ставни.
– А потом? – Каролина нахмурилась; похоже, ей не понравился мой пессимизм.
– Надеюсь, что в неразберихе у нас будет шанс подняться наверх по склону.
– Как это?
– Элементарно. Откроем окно кабинета, а там ручками, ручками – и в дамки. Наверное, ты не заметила, что рядом с окном проходит толстая труба, на которую, скорее всего, прикреплена антенная дальней радиосвязи. Вот по ней я и вскарабкаюсь сначала на козырек, а затем и выше.
– А мы? – Каролина с сомнением посмотрела на Пал Палыча и Зосиму.
– Нужно сделать веревку из гардин. Я буду помогать, тянуть вас наверх. Так что идите в кабинет Ильхана и, не мешкая, принимайтесь за работу. Я пока побуду здесь, подежурю…
Вертолеты произвели еще три или четыре пуска ракет, а затем неожиданно всю какофонию боя будто ножом обрезало. Наступившая тишина показалась мне воистину гробовой. Я оставил свой пост и поторопился в кабинет Ильхана.
– Как тут у вас? – спросил я нетерпеливо. – Скоро закончите?
– Нам нужно еще минут пять-семь, – ответила Каролина, затягивая с помощью Пал Палыча узлы.
– Где я вам их возьму!? – Я был в отчаянии, потому что в главном тоннеле послышался топот многочисленных ног. – Мы опоздали, уже идет штурм.
– Успеем, успеем… – цедила сквозь зубы Каролина, не поднимая головы; ее руки так и мелькали.
Не успели. В приемной что-то взорвалось, потом еще и еще. По закрытой двери кабинета словно провели огромной железной щеткой. Несколько особо крупных осколков пробили даже металлическую облицовку дверного полотна.
– Все на пол! – скомандовал я. – Ложитесь лицом вниз, а руки держите на виду. Пал Палыч, бросьте оружие!
Иначе по запарке уроют нас за милую душу.
– Кто это? – спросила Каролина.
– Не знаю. Но люди очень серьезные. Лучше с ними не связываться…
Я еще не успел закончить предложение, как дверь отворили с такой силой, что она едва не сорвалась с петель. Краем глаза я увидел, как в кабинет ввалились уродливые страшилища в специальных защитных комбинезонах и с "глазастыми" армейскими противогазами на головах. Они как будто поднялись из океанских глубин, потому что резина комбинезонов была мокрой. Видимо, перед атакой ее увлажнили специальным составом, убивающим бактерии.
Мы были покорны, как овечки. Но даже примерное поведение не уберегло меня и Пал Палыча от нескольких пинков. Каролину и Зосиму не тронули – наверное, из-за их пола и возраста. Нас подняли и быстро вывели наружу. Тоннель полнился вооруженными людьми в противогазах и сотрудниками подпольной лаборатории, которых, как и нашу команду, гнали к выходу.
Снаружи нас первым делом бесцеремонно обрызгали какой-то едкой вонючей гадостью, а затем окатили водой из брандспойта. Потом толпу мокрых пленников повели в сторону плаца, где уже стояли крытые грузовики и вертолет; вторая "вертушка" летала на небольшой высоте по периметру комплекса: наверное, высматривали возможных беглецов.
На плацу меня удивили. К нашей толпе подошел один из глазастых, наверное, какой-то начальник, и спросил:
– Кто из вас Арсеньев? Есть такой?
– Есть. – Я шагнул вперед.
– Садись в вертолет. Быстрее!
– Без этих троих я никуда не полечу, – указал я на своих друзей.
– Отставить разговоры! Не поднимешься на борт сам, поможем.
– Командир, это моя команда, – сказал я твердо. – Там, куда меня вы доставите, их тоже ждут. Просто пока никто не знает, что они здесь.
Я блефовал без зазрения совести. У меня в голове уже стало проясняться и я кое-что начал соображать, но пока не мог поверить, что такое возможно. Но все-таки решил, что в сложившейся ситуации имею полное право на собственный голос.
Немного поколебавшись, командир дал добро, и вскоре вертолет поднялся в воздух. Я обнял за плечи дрожащую Каролину и в ответ на ее немой взгляд ободряюще сказал:
– Все хорошо, девочка. Это свои.
Но внутри у меня такой уверенности не было…
Спустя два часа, чистый после душа, как новорожденный младенец, и в свежей одежде, я сидел за накрытым столом в своей избе и разговаривал с немолодым мужчиной неброской наружности. Его главной отличительной чертой были, пожалуй, только глаза. Серые, холодные, они, тем не менее, прожигали собеседника насквозь. Несмотря на свою невзрачную внешность, этот человек был опасней гремучей змеи.