Особенно,... 
27 
* * *
Имоджин сильно рвало. Позывы следовали один за другим даже после того, как у нее вывернуло наизнанку весь желудок и стало сводить мышцы живота. Когда она опомнилась, то увидела, что ее рвота покрывала весь труп, на котором она лежала. Девушка стала кричать и пыталась отползти в сторону. В этот момент к ней подошел Фицроджер.
— Все в порядке, — тихо сказал он, кладя руку на плечо Имоджин. — Вы сильно поранились?
Она принялась вырываться.
— Вы его убили!
— Леди Имоджин, это моя обычная работа, — пытаясь говорить спокойно, ответил ей Фицроджер. — Что у вас болит?
— Вы ударили его ногой.
До сих пор она считала, что рыцари не бьют ногами друг друга по голове. Теперь Имоджин пыталась объяснить это Фицроджеру.
— Вы не должны были этого делать. Я уверена, что вы…
Она мотала головой и не могла остановить свою истерику. Но тут резкая пощечина привела ее в сознание, и она уставилась на Ублюдка.
— Я вас сейчас подниму, — сказал он. — Если будет очень больно, скажите мне.
Фицроджер взял леди Имоджин на руки и стал пробираться через двор.
— Вам не следовало бить его ногой, — повторила она.
— Наверно, вы правы. Теперь я раскаиваюсь.
После этого Имоджин закрыла глаза и прислонилась к кожаной куртке Фицроджера, но тут же вздрогнула. От него несло запахом свежей крови.
— Немедленно унесите меня отсюда, — умоляла его та, которую когда-то называли Цветком Запада.
— Конечно, вам здесь делать нечего. Имоджин ясно ощутила холодок в его голосе и вспомнила о бедном Берте. Сможет ли он выжить и потом еще принять на себя гнев своего господина.
— Это — моя вина, — призналась девушка. — Я сказала Берту, что там, в лесу, нам грозит большая опасность. Но ведь и так могло случиться.
Шум немного поубавился, и Имоджин поняла, что они оказались на внутреннем дворе замка. Она слегка приоткрыла глаза.
Да, они действительно выбрались из ада. Здесь сохранилась хотя бы видимость прежнего порядка. Слабые лучи восходящего солнца уже начинали рассеивать ночные тени. Лошади перестали метаться, когда их перевели на более-менее спокойное место. Люди старались навести хоть какой-то порядок.
Здесь она тоже увидела тела убитых. Среди них было несколько женщин.
— Кто они, эти мертвецы? — шепотом спросила она Фицроджера.
— Некоторые — ваши слуги, но большинство — это люди Ворбрика. У меня еще не было времени, чтобы все проверить. Леди Имоджин, я узнал, что Ворбрика здесь нет, так что вам сейчас ничто не грозит. Нам всем будет спокойней жить, если вы научитесь поступать так, как вам советуют.
Имоджин подумала, что он, как прежде и ее отец, хотел бы, чтобы она не видела всех этих ужасов, но потом поняла, что теперь ей не по душе такая опека.
— Мой отец слишком тщательно оберегал меня, — сказала она. — Я никогда не сталкивалась ни с насилием, ни с жестокостью. Но от этого ведь никуда не денешься, правда? Это часть нашей жизни. Я не хочу, чтобы меня больше опекали.
— Где ваша комната?
— В юго-восточной части башни. Неужели ее комната осталась в полном порядке, с шелковыми драпировками, великолепным окном с цветными стеклами, с ее лирой и книгами? Имоджин молила Бога, чтобы это было так.
— Сбоку башни есть лестница, — сказала Имоджин. — Но будет легче, если мы поднимемся по более широкой лестнице из главного зала.
Не обращая внимания на ее слова, Фицроджер пошел к узкой двери, ведущей к лестнице, встроенной в стену. Имоджин сразу же вспомнила сцену, которая происходила в зале. Неужели это было всего два дня назад?
Девушка снова закрыла глаза. Если там остались следы ужасного побоища, она больше не желает ничего видеть.
Только когда Имоджин почувствовала, что лежит на своей кровати, она открыла глаза. Хотя это была и ее комната, но теперь здесь все было не так. Стены были голыми. Вся комната была завалена мусором, к тому же присутствовал какой-то странный свет.
Она привыкла, что лучи утреннего солнца обычно проникали через синие, красные и желтые стекла окна, но теперь они беспрепятственно вливались в комнату. Девушка воскликнула, когда увидела только осколки чудесных стекол, сохранившиеся в разбитой раме.
Леди Имоджин грустно рассматривала остальные разрушения. Драпировки были сорваны со стен и разодраны на куски. Сундуки раскрыты, а ее одежда также была изорвана в клочья. Бессмысленная жестокость. Она могла себе представить разъяренного Ворбрика, крушащего все, что попадалось ему под руку.
27 
