180 
Старый индеец плотнее закутался в промокший насквозь плащ. Дед много рассказывал ему о тропе жрецов, и все же он не подозревал, насколько тайный путь окажется длинным и тягостным. Отыскав в долине Чилба едва заметную зарубку на скале, Джону пришлось несколько миль продираться сквозь заросли можжевельника, спускаться в глубокие расщелины и овраги, пересекать узкие плато. Бейудзин старался двигаться как можно быстрее, но усталое тело отказывалось подчиняться. Времени оставалось слишком мало, возможно не осталось совсем. Однако он гнал от себя мысли о произошедшем или вот-вот готовым произойти в долине на пороге Квивиры.
Старый индеец резко остановился. В сыром воздухе отчетливо повеяло костром. Однако к запахам дыма и влажного пепла примешивался непонятный, смутно знакомый аромат. Сердце забилось где-то в горле. Бейудзин замер, настороженно оглядываясь. Вспышка молнии на мгновение рассеяла тьму, и он увидел то, что и ожидал увидеть. Рядом, под выступом скалы, дотлевали угли небольшого кострища.
Джон напряг слух. Поблизости никто не затаился. Хозяева костра давно ушли отсюда. Старый индеец опустился на корточки и, сосредоточенно сдвинув брови, пошарил пальцами в теплой золе. Торопливые движения выдавали беспокойство, овладевшее им. Среди пепла ему удалось обнаружить измятый и обугленный обрывок лепестка. Затаив дыхание, Бейудзин поднес его к носу. Худшие опасения подтвердились — сквозь тяжелый запах гари пробивался приторно-сладкий дух.
Старый индеец тяжело поднялся и вытер пальцы о штаны. Давным-давно, в детстве, Джону пришлось стать свидетелем ужасного события. Один старый, очень злой человек нарушил запрет. Он сорвал цветок дурмана и сжевал его. Под влиянием растения старик впал в ярость, обретя невероятную силу. Никто не мог с ним справиться. Лишь когда несколько молодых здоровых парней разом навалились на безумца, его удалось связать и утихомирить.
Здесь произошло нечто более страшное. Куда более страшное. Совсем недавно на плато свершился колдовской ритуал, пробудивший могущественного злого духа. Те, кто разжег костер, воспользовались опасным древним рецептом. Они смешали цветы дурмана с ядовитыми грибами, побегами мескалинового кактуса и настойкой из насекомых, с давних времен считавшихся неприкасаемыми. Дух вошел в их тела, поглотив души. Одержимые им сильны, ловки и не ведают боли. Не только чужой, но и своей собственной.
Опустившись на колени, старый индеец пробормотал в темноту короткую пылкую молитву и заспешил дальше по опасной тропе.
61
Бонаротти скрючился у стены планетария, опершись локтями на колени. Неподвижный взгляд его устремился в темноту. Сумрачное небо над долиной то и дело рассекали зигзаги молний. С гигантского каменного выступа, нависавшего над входом в Квивиру, сплошной стеной падала дождевая вода. Луиджи не имел какой-либо веской причины покидать древний город, единственный сухой островок среди насквозь промокших каньонов. Равно как и не видел необходимости торчать среди безмолвных развалин. Все, что ему теперь оставалось, — переждать несколько дней непогоды с максимально возможными удобствами.
Как ни странно, но сейчас он не испытывал особого разочарования. В первую минуту Бонаротти едва не задохнулся от досады. Вместо драгоценного желтого металла пресловутая кива оказалась доверху набита какими-то глиняными горшками. Однако теперь его волновала лишь ноющая боль в костях и мышцах. Да будь там хоть горы золота, Луиджи оно бы не досталось в любом случае. Спрашивается, с какой стати он пришел в подобный ажиотаж? С какой стати из кожи вон лез, разгребая лопатой завалы? В результате ни рукой ни ногой не может пошевелить от усталости. Мимо торопливо прогрохотали чьи-то шаги. Чуть позже внизу, в долине, раздались сердитые, возбужденные голоса. Или ему все почудилось? Упорный, надоедливый дождь заглушал все звуки, а в ушах стоял беспрестанный гул. Что бы там ни происходило, его это не касается.
Негнущимися пальцами он вытащил из кармана пачку сигарет и спички. Курение на объекте категорически запрещено, однако плевать он сейчас хотел на запреты. Кроме того, дочка мистера Годдара относится к подобным нарушениям куда более снисходительно, нежели бывшая начальница. В проклятом древнем городе у него осталось лишь одно удовольствие — табак. И Луиджи не собирался от него отказываться.
180 
