Особенно,... 
5 
– Вы от кого? – зыркая исподлобья, спросил пленный почти нормальным голосом.
– Мы-то? – дружелюбно сказал Мазур. – Мы сами от себя, кудрявый. Мы, чтоб ты не терзался сомнениями, бродячие педофилы-извращенцы. Три братца нас было в старые времена: Чикатило, Грохотало и Гугукало. Ну, о Чикатило ты, должно быть, слыхивал, приключилась маленькая неприятность: коридоры кончаются стенкой... Я, стало быть, Грохотало. Это, соответственно, Гугукало, – кивнул он на обаятельно улыбавшегося Атамана. – Остальные, ей-же-ей, не лучше. Педофилы – пробы негде ставить. Плыли мы себе мимо – и усмотрели тебя на природе. И не смогли совладать с зовом порочной натуры. Ты, кудрявый, такой привлекательный, что никак мы не могли удержаться. Говорю ж, извращенцы...
Пленный таращился еще осмысленнее и еще злее.
– Вы от кого? – спросил он напряженно.
«Эге, голубь, – подумал Мазур, ухмыляясь про себя. – Ты, надо полагать, многим насолил, а не только моему клиенту, с любой стороны сюрпризов ждешь, со всех румбов. Эвон как пытаешься в ы ч и с л и т ь...»
– Говорю ж, сами от себя, – сказал он. – Педофилы бродячие.
– Да что за ерунда...
Мазур наклонился к нему, глаза в глаза, взял двумя пальцами за кадык и сказал с расстановкой:
– Тишина в зале. Понятно? Мы, конечно, не педофилы, но все равно, сука такая, трахнем мы тебя качественно, уж это я гарантирую. Оттого, что в переносном смысле, тебе будет нисколечко не легче. Это если не договоримся. Можем, конечно, и договориться, там видно будет. Помолчи пока, зараза, не мешай мне любоваться не тронутыми цивилизацией пейзажами...
И чуточку сдавил кадык. Пленный, издав нечто вроде кашля, моментально заткнулся. Отпустив его и презрительно отвернувшись, Мазур и в самом деле не без эстетического удовольствия любовался простиравшимися вокруг перелесками, зелеными полями и прочими красивостями, от которых сердце исконно русского человека обязано замирать и обмирать. Благо в окрестностях не объявилось ничего похожего на серьезную погоню.
Кентавр круто свернул к берегу, где почти рядом с водой, в желтой колее, стоял простенький старенький уазик. Все сноровисто выскочили, вытащили пленника, закинули его в боковую дверцу. И занялись лодкой. Она затонула уже через пару минут – дыры были пробиты заранее и надежно заткнуты деревянными пробками. Уазик помчался прочь – совершенно безобидный со стороны раритет, каких еще хватает на проселочных дорогах подмосковного захолустья...
Примерно через полчаса они въехали в деревню, но на сей раз не новорусскую, а самую обыкновенную, р а н е ш н ю ю. Попетляв по улицам, уазик остановился перед высокими, потемневшими от старости деревянными воротами, условно посигналил: короткий-длинный-короткий. Ворота распахнулись почти сразу же, машина проворно въехала во двор, и прыткий малый тут же закрыл створки, вставил в гнезда из кованого железа толстый брус.
Это было самое обычное сельское подворье, уютное и, можно так выразиться, идиллическое. В огороде красиво зеленели морковная ботва и огуречные плети, по двору, прикудахтывая, лениво бродили куры, у конуры лежала спокойная собака, философски взирая на новоприбывших.
А на лавочке сидел пожилой мужичок в черных флотских брюках старого образца и тельняшке, строгал ножичком какую-то деревяшку и тоже смотрел так философски, что непонятно было: то ли собака похожа на хозяина, то ли наоборот и кто от кого нахватался.
Лицо у флотского дедушки было румяное и доброе, глаза – насквозь ласковые, совершенно седые волосы укладывались волнистыми прядями сами по себе. Он походил на добряка-боцмана из старых советских мультиков – и мало кто знал, какое количество крещеного и басурманского народа лишил жизни по всему земному шару этот обаятельный дедушка в те поры, когда был еще не дедушкой, а крепким «морским дьяволом» – из самых п е р в ы х. Даже Мазур и половины не знал о дедушкиных подвигах – потому что секретность с иных заграничных забав не снимается вообще, хоть миллион лет отстучи...
Одним словом, невероятно мирное было подворье, ни в малейшей степени не похожее на притон похитителей людей. За то и ценилось как идеальная база: вся деревня Михалыча уважает, полагая отставным штурманом дальнего плавания, участковый с ним чаи с водочкой гоняет, местная администрация по большим праздникам зовет выступать перед народом, что Михалыч нехотя и делает, нацепив, понятное дело, лишь парочку самых распространенных орденов из своих двух дюжин...
5 
