Особенно,... 
62 
Бренна и виду не подала, что что-то не так, и юноша понял, что не может отвести взгляд от ее нежных карих глаз.
- Я останусь с ней. Когда проснется, дам ей еще чаю. Сейчас ей надо много спать, - проговорила Бренна.
- Но разве… разве ты не устала?
Он спотыкался на каждом слове, пока наконец проговорил свой вопрос. Что случилось с его знаменитым обаянием и неотразимым остроумием? Кухулин казался себе нервным и неопытным.
«Еще немного, и у меня задрожит голос, вспотеют ладони».
- Это мой дар. Я забочусь о тех, кто ранен.
- Конечно. Да.
Бренна опустила голову набок и странно взглянула на него. Что случилось с воином?
- Можешь доверить мне свою сестру, Кухулин, - сказала она.
В удивленном взгляде Ку не было ни капли притворства.
- Я в этом не сомневаюсь. - Он откашлялся. - Я пойду, но скоро вернусь.
Он повернулся, стал нащупывать выход из шатра, но прежде чем выйти, оглянулся и поймал недоуменный взгляд знахарки.
- Не помню, благодарил ли я тебя за заботу о моей сестре. Спасибо тебе, Бренна.
Юноша нервно улыбнулся и вынырнул из шатра.
Бренна покачала головой. Несчастный случай с Эльфейм, по-видимому, оказал очень сильное влияние на воина, он был явно не в себе.
«Что за странное выражение появилось на его лице, когда он смотрел на меня? А потом Ку покраснел. - Она ощутила, как при этом воспоминании потеплели ее собственные щеки. - Нет, я ошиблась. Зачем Кухулину хотеть смотреть на мое тело? Наверное, он простудился во время поездки под дождем. Поэтому у него блестят глаза и покраснело лицо».
Бренна решила, что надо не забыть завтра проверить здоровье парня, и уютно устроилась в кресле, все еще хранившем тепло его тела. Она наклонилась, потянула за ремень свой мешок, лежащий на краю стола, порылась там и извлекла несколько листов бумаги и угольный карандаш.
«Сегодня был длинный день. Рисование не даст мне заснуть, и время пройдет быстрее. К тому же оно успокоит мои нервы, потому что я внезапно и необъяснимо почувствовала себя встревоженной и расстроенной».
Карандаш двигался по бумаге, оставляя четкие уверенные линии, пока мысли девушки блуждали. Ее рука бессознательно набрасывала изображение, не выходящее у нее из головы. По мере того как шло время, под ее беспокойными пальцами обретали форму строгие черты красивого лица Кухулина.
Во сне Эльфейм погружалась в мягкое тепло, зная, что с ней не случится ничего дурного.
«Это крылья, - промелькнуло в ее сонном сознании. - Да, крылья Лохлана».
Восхитительное возбуждение нарастало в глубине тела. Во сне она снова могла чувствовать его нежные прикосновения. Но на сей раз он не обрабатывал ее раны, а ласкал тело. Страсть Эльфейм росла по мере того, как она отдавалась ему.
Голос матери нарушил эротический сон, словно холодной водой окатил ее растущее желание:
«Но она ранена! Я должна идти к ней».
«Ты не можешь. Она должна научиться расти без тебя».
Эльфейм смутилась, попыталась открыть глаза, но ее тело, напичканное сонными травами, сопротивлялось. Она находилась в туманном царстве снов, окруженная облаками, которые кружились вокруг нее подобно неясным мыслям.
Изнутри этого тумана эхом доносились голоса ее матери и какой-то другой женщины.
«Она моя дочь. Конечно, мне надо к ней».
«Но она уже давно не ребенок, Возлюбленная».
«От этого она не перестает быть моей дочерью».
Эльфейм подумала, что ее мать разговаривала слишком дерзко, на нее это совсем не похоже. Словно ребенок, который спорит со взрослым.
«Она всегда будет твоей дочерью, но должна самостоятельно превратиться в женщину, чтобы избрать свое будущее. Эль не сможет этого сделать, если ты оградишь ее от жизненных трудностей».
«Но она…» - начала было мать, но другая женщина прервала ее:
«Ты доверяешь ей, Возлюбленная?»
Эльфейм затаила дыхание, ожидая, что скажет мать.
«Да, я ей доверяю».
«Тогда ты должна дать ей право на собственную жизнь, потому что часть твоей судьбы - доверять ей, Возлюбленная, так же, как позволять мне следить за ней для тебя».
Эльфейм изумилась, когда поняла, кто такая эта другая женщина. Эпона! Она что, на самом деле слышала разговор матери и Богини, или ей это просто приснилось? Пораженная Эльфейм услышала, как мать длинно и прерывисто вздохнула.
«Исполнять родительский долг было гораздо проще, пока она оставалась ребенком».
62 
