Вражеские пулеметчики, расположившиеся на южном берегу, не разобрались и ударили по своим в панике бегущим воякам. А с северного берега из-за кустов по льду били без устали три партизанских пулемета, автоматы.
Но вот на южной стороне фашисты умолкли, разобравшись в чем дело. Но было уже поздно. Новые группы партизан, выскочивших на обрывистый берег, добивали ползавших и метавшихся по льду фашистов. Семьдесят трупов покрыли залитый кровавыми лужами лед Абавы.
После боя мы еще три дня жили в отряде «Красная стрела», ожидая нового наступления.
Но фашисты не приходили. Чтобы подготовить новую карательную экспедицию, нужно было время. К тому же наш отпор разрушил предположения врагов покончить с нами одним ударом, на что фашисты возлагали свои надежды.
Убежавший из отряда «Красная стрела» немец Христиан, вызвавшийся быть проводником экспедиции, был расстрелян самими же фашистами. Они заподозрили его в том, что он подослан партизанами, чтобы спровоцировать экспедицию.
КОГДА ШУМИТ ВЕСНОЮ ЛЕС
- Разве поверишь в листок отрывной,
- Неужто так время летит скоротечно…
— говорил стихами Павел Ершов второго мая тысяча девятьсот сорок пятого года, всматриваясь в лес, даже ночью полный весеннего шума, пахнущий смолистой листвой, запахами первых цветов, свежестью… На поляне, где мы находимся, сложен хворост для костров. К нам должен сегодня прибыть самолет и сбросить «гостинцы» с Родины.
Вопреки тому, что читал Павел, время тянется медленно-медленно. Кажется, что сейчас должно светать, самолет сегодня не вылетел, но уходить с поляны никто не желает, мы ждем, до боли напрягаем слух. Нет, в воздухе не слышно знакомого гула. И когда казалось, что все наши ожидания на сегодня не оправдались, вдруг Агеев крикнул:
— Летит! Летит!
— Зажечь костры, — раздалась команда Зубровина.
Через минуту вспыхнувшее ярко пламя озарило поляну.
Самолет прошел мимо, развернулся и пошел на снижение. Вот он покачал приветственно крыльями, и мы увидели падающий мешок… Сбросив груз, летчик сделал круг над лесом, снизился еще и пролетел так низко над площадкой, что, казалось, крылья его касались верхушек деревьев. На несколько мгновений замер мотор, и мы ясно услышали:
— Привет, ребята! — голос прозвучал оттуда, с неба.
Мы были ошеломлены. Десяток шапок взметнулись вверх, мы бежали вслед уходившему самолету, кричали. Не передать словами, как дорог был нам в эти минуты человек, принесший простые и сердечные слова привета с Большой земли. Не было для нас груза дороже этих задушевных слов.
Веселые, взволнованные мы шагали в лагерь. Там новая радость. Володя Кондратьев, дежуривший на рации, сообщил:
— Товарищи, советские войска заняли Берлин. Красное Знамя Победы развевается над рейхстагом!
Мы стояли, не зная, как выразить свои чувства. То, чего мы ждали, — совершилось.
— Товарищи, — я слышу голос Зубровина. — Конец фашистам! Победа!
— Фашистский Берлин пал! — разнеслось над поляной.
Мы впервые за долгое время нашего пребывания в Курземе кричали полным голосом, не боясь, что нас могут окружить враги, что своим криком мы можем открыть себя — Красное Знамя Победы над рейхстагом!..
На глазах у бойцов, ежедневно и ежечасно встречавших смерть лицом к лицу, блестели слезы радости.
Третьего мая я передавал фронту радиограмму о совещании высшего и старшего командного состава курляндской группы немецко-фашистских войск.
Обсуждался вопрос о капитуляции курляндской группировки перед войсками маршала Говорова..
Голосование оказалось безрезультатным. Половина генералов высказалась за капитуляцию, остальные за то, чтобы продолжать сопротивление.
Но и того, что произошло, было достаточно, чтобы составить ясное представление о моральном состоянии фашистских войск в Курляндии.
— Лопнут скоро фашисты в Курземе! — улыбаясь, говорил Костя Озолс.
— Но нам еще может быть жарко, товарищи, если какое-то время не капитулируют фашисты. Пойдет борьба за каждый метр, за каждую просеку, — предупредил Зубравин.
В последующие дни вся линия фронта — от Тукумса до Лиепаи ожила. Артиллерийская канонада гремела днем и ночью. Полиция и отряды СД, недавно еще рыскавшие по лесам в поисках партизан, словно парализованные грозными отзвуками боев, теперь бездействовали. Советские штурмовики и бомбардировщики носились над дорогами, бомбили мосты и скопления маневрирующих гитлеровцев. Данные, которые мы получали со всех сторон, говорили о растерянности фашистского командования. Точно загнанные в клетку звери, фашисты метались на тесной территории «котла», не находя выхода.