С легким сожалением, что все уже кончилось, Романов направился к выходу, но когда проходил мимо столика второго посетителя, тот повернулся к нему и приподнял крохотную ликерную рюмку с каплей рубиновой жидкости на дне, как бы приветствуя.
В ту же секунду Павел Николаевич узнал человека, невозмутимо курившего рядом с ним на скамье в сквере накануне поздно вечером, и спина его заледенела.
Липкий ужас стиснул желудок, вызвал непреодолимую дурноту. Он опрометью кинулся к выходу, споткнувшись о край ковра, но какая-то сила заставила его, уже в проеме дверей, обернуться.
Посетитель как раз наклонился, огонек зажигалки высветил его гладкие полные щеки и небольшие, твердого рисунка, губы с опущенными книзу углами.
Девушка продолжала танцевать. Ее скуластое худощавое лицо казалось мертвенно-бледным, а глаза были неподвижны, как у загипнотизированной. Из динамиков неслась тягучая композиция Принца.
Павлуша не стал спрашивать себя, что все это могло означать. Легче было вообще проигнорировать сам факт, чем думать о том, что такая случайность практически исключена. Посетитель не последовал за ним, не проявил никаких намерений — и этого достаточно. Остальное — взвинченные нервы.
Он захлопнул за собой дверь заведения, и в ту же секунду стальная клешня сомкнулась на его запястье. Павел Николаевич рванулся в сторону и издал тихий горловой писк. Сердце его остановилось.
— Павлуша! — рявкнул прямо в ухо знакомый голос. — Какого дьявола ты тут делаешь? Забурел?
Перед ним стоял Сашка Чередниченко, под именем Алекс сильно преуспевший на радио как репортер и ведущий программ криминальной хроники. В городе его знали, в последнее время Сашка шел в гору, без него не обходилась ни одна презентация или журналистская тусовка с участием властей или новых богатых. При этом имидж он держал строго — камуфляж, сапоги, светлая трехдневная щетина на подбородке, нарочито провокационная манера задавать вопросы, пугая собеседника.
Знакомы они были давно — еще со времен первых независимых листков эпохи перестройки.
Романов на секунду прикрыл глаза, слушая, как жизнь возвращается к нему, и пробормотал:
— Что за идиотская манера… Так и в ящик сыграть недолго…
Александр захохотал и приятельски хлопнул Павла Николаевича по плечу.
Было видно, что он, по обыкновению, на легком газу.
— Не слышу ответа, — проговорил он. — Как тебя занесло в эту обдираловку? Банк, что ли, ограбил?
— Оставь эти дурацкие шутки, — напрягаясь, попросил Павел Николаевич. — Я тут по делу. А ты куда? — спросил он, отводя разговор от себя.
— Туда же, — отвечал Александр. — Я здесь обычно пью кофе. Лучший в городе. Что могут, то могут. Идешь со мной? К тому же здесь у меня девушка;
Хочешь, познакомлю? А, Романов? Ну что ты жмешься, как нищий в электричке?
Пошли!
— Извини, Сань, — сказал Романов высвобождаясь. — Дел по горло. Мне пора бежать.
— И чего ты врешь? — удивился Александр. — Ну какие у тебя могут быть дела? Кому бы рассказывал! Все дела у меня. Про третью голову слыхал? Знаешь, кто такая?
— Какая там еще голова? — умоляюще проговорил Павел Николаевич. — Я опаздываю, уже опоздал… В другой раз, Саня.
— Ну смотри, — обиженно буркнул звезда эфира. — Была бы честь предложена…
В помещение международного почтамта Павел Николаевич влетел за три минуты до назначенного срока.
Купив плотный длинный конверт, он торопливо прошел в дальний угол зала, где никого не было, и там, отвернувшись и расстегнув пальто, вложил в конверт десять плотных купюр. Подумал секунду и не стал запечатывать.
Затем вернулся к окошку «Прием бандеролей» и встал в небольшую очередь.
Перед ним оставалось всего два человека, сзади никто не занимал, и он уже начал было волноваться, когда вдруг услышал негромко произнесенное: "Не оборачивайся.
Оставь все на стойке и иди к выходу".
Романов вздрогнул, втянул голову в плечи, положил конверт, но не уходил.
Сзади протянулась рука и взяла. Он успел заметить, что она крепкая, белая, с сильными короткими пальцами, с тылу покрытая рыжеватой шерстью.
— Проблемы? — спросил голос из-за плеча. — Нужны подробности?
— Какие еще подробности? — прошептал Павел Николаевич. Очередь передвинулась, и они стояли уже у самого окошка.
— Не занимайте, закрываем! — крикнула приемщица.
— Ну там, что, где, как выглядело…