Особенно,... 
105 
Ольга прекрасно видела лицо флигель-адъютанта – он был на седьмом небе от счастья, себя не помнил от радости: глупо выпученные глаза, напыщенная поза, словно скопированная с какой-нибудь древнеримской статуи… Это не колдовство, в смятении подумала она, никто его не обморочивает, им просто играют, как куклой, с помощью тех самых коварства и хитрости, что множеству обычных людей присущи…
– Разумеется, они, – камергер вновь небрежно кивнул в сторону шумной залы, – тоже необходимы для нашей цели. Но все они будут исполнять подчиненную роль. Зато вы, Петр Людвигович, вы – другое дело. Человек, от руки которого падет презренный тиран, будет историей поставлен рядом с Брутом и Робеспьером, в невероятной выси…
– Я не подведу, – сказал полковник. – Можете не сомневаться. По-моему, во мне мало сыщется от романтичного юнца или крикуна вроде этих, – он не менее презрительно покосился в ту сторону. – У меня есть убеждения, у меня есть счеты. Вы даже не представляете, с каким удовольствием я всажу пулю в голову этому коронованному унтеришке…
Он говорил спокойно и просто, без всякой аффектации, голос звучал ровно, глаза смотрели безмятежно – и Ольга поневоле содрогнулась от этого сочетания: безразличия тона и содержавшегося в словах смысла…
– Позвольте вас поправить, – мягко сказал камергер. – Пистолет – это, знаете ли, ненадежно. Может подвести – мало ли будет причин… По-моему, это гораздо надежнее.
Он протянул полковнику кинжал в черных ножнах, кажется, металлических. Сверкнули кроваво-красные камни на затейливой рукоятке с крестовиной в виде птичьих лап.
– Пожалуй… – согласился полковник, до половины вытаскивая кинжал из ножен.
– Только не прикасайтесь к лезвию! – торопливо предупредил камергер. – Я постарался учесть все случайности и дать вам наибольшие шансы… – он дружески приобнял полковника и сказал невероятно задушевно: – Вы и не представляете, друг мой, с каким удовольствием я поменялся бы с вами местами… Но я человек не военный, боюсь, что в решающий момент рука дрогнет, не справлюсь…
– У меня не дрогнет, – мрачно заверил полковник, пряча кинжал на груди. – Честь имею, господа…
Он поклонился и вышел в другую дверь, не в ту, что вела в пиршественную залу. Когда дверь закрылась за ним, камергер со вздохом облегчения плюхнулся в кресло, откинулся на спинку, обитую синим атласом в розовый цветочек, прикрыл глаза. Сидя в таком положении, произнес:
– Неужели сладилось, Кестель?
– Смею думать, – сказал тот. – Боюсь спугнуть удачу, но все указывает на то, что – сладилось…
– Вашими бы устами…
– Ваше сиятельство, откуда этот пессимизм?
– Это не пессимизм, – возразил камергер. – Просто… что-то ноет, как зубная боль. Еще целых две недели ждать – а за это время может произойти столько нелепых случайностей… Их я больше всего и опасаюсь. Ничто так не губит, как нелепые случайности.
– Надеюсь, вы не девчонку имеете в виду?
– Ну разумеется, нет, – сказал камергер уверенно. – Уж ее-то – менее всего. Строптивая, совсем юная ведьмочка, от которой не следует ожидать серьезного вреда. Мало ли какую возвышенную чепуху она несла графу и мне… Одно дело – болтать языком в силу романтической натуры и совсем другое – противодействовать.
– Я бы на вашем месте не был так уверен, – сказал граф Биллевич, появившийся в комнате бесшумно, как кошка.
– Ну и привычка у вас – подкрадываться… – вздохнул Кестель, в первый миг прямо-таки подпрыгнувший в кресле.
– Дорогой друг, мне эта привычка за пару сотен лет позволила избежать кучи серьезнейших опасностей, которые вы себе и представить не можете, – сказал граф небрежно. – Так вот, друзья мои, позвольте на правах старшего… хотя бы годами, высказать парочку неглупых мыслей. Сдается мне, вы недооцениваете девчонку. Угрозу она представляет в первую очередь из-за своей натуры и юности. Интригана можно переиграть, алчного – купить деньгами или постами, труса – запугать. А вот особы вроде нашей Олечки тем и опасны, что еще не умеют играть в обычных декорациях. Смерти они не особенно боятся, потому что не способны осознать, насколько она страшна, золото их не интересует, интриги проходят стороной…
– Ну так укоротите ее наконец! – почти грубо произнес Кестель. – Я-то думал, что взялся служить настоящей силе, но давно уже слышу невнятные ссылки на некие непреодолимые обстоятельства…
105 
