Особенно,... 
71 
– А вы бывший пехотинец или кавалерист?
– Кавалерист.
– Интересно. Сейчас проверим, не врете ли…
Она спустилась с дощатого крыльца, стуча каблуками. Возле крыльца восседал на коне прямой, как тополь, черкес Исмаил-оглы, одетый совершенно так же, как тогда на вокзале, держал в поводу второго коня, рыжего.
Татьяна взлетела в седло, едва коснувшись стремени, властно распорядилась:
– Слезай. Отдай коня господину инженеру. Ну?
– А он сумэит на лошить? – с сомнением спросил черкес, оглядев Бестужева без всякого уважения. – Ти, барышня Татьян, мине всэгда поручен… Башка отвечаю, сама знаишь.
– Я кому сказала?
Черкес нехотя слез – скорее, сполз, каждый миг ожидая, что юная хозяйка передумает. Она решительно задрала подбородок:
– Свободен!
– Ти сматри, – сказал бровастый черкес, крайне неохотно передавая Бестужеву повод. – Лошить наравыстый, не лубит нэумелый…
Бестужев, не собираясь ударить в грязь лицом, подобрал поводья, оперся ладонью на луку, одним рывком подбросил тело – и вполне исправно взлетел в седло, не коснувшись стремян.
– Н-ну, пока нэ плох… – критически заключил Исмаил-оглы. – Толко ти пасматрывай…
Татьяна лихо развернула своего рыжего, подняв на дыбы, – и помчалась галопом по широкой улице, застроенной домами лишь с одной стороны, вдоль зеленой чащобы. Бестужев поскакал следом, впервые почувствовав себя уверенно за все время общения с ней, в чем-чем, а в верховой езде он мог не ударить в грязь лицом. Гнедой оказался не таким уж норовистым, почуяв опытную руку, не откалывал номеров, шел ровным коротким галопом.
Они вскачь промчались мимо домов, свернули вправо, кони пошли в гору. Первое время Татьяна то и дело оглядывалась, явно оценивая спутника, но потом убедилась, что придраться не к чему, и перестала. Узел волос рассыпался совсем, золотая коса упала на спину, рыжий наддал, и Бестужев подхлестнул своего, стараясь не отставать, уклоняясь от близких сосновых лап, так и норовивших хлестнуть по лицу. Бездумная, привычная скачка подняла ему настроение и даже вернула уверенность в себе.
Татьяна придержала коня на вершине утеса. Аршинах в пяти перед ними он круто обрывался, уходил вниз полосой дикого серого камня. Вид открывался потрясающий, на добрых два десятка верст. Слева на расчищенных прогалинах светлели дома, разбросанные далеко, вольготно, на значительном пространстве, пожалуй что, не уступавшем по величине иному уездному городу. Справа тянулась сплошная тайга, кое-где вспучивавшаяся сопками, замкнутая у горизонта закутанными голубоватой дымкой вершинами гор. Густо и свежо пахло лесными ароматами, непривычными для Бестужева.
– Ну, как вам это по сравнению с Петербургом? – засмеялась она. – Есть некоторая разница?
– Пожалуй, – сказал Бестужев, похлопывая по шее мотавшего головой коня. – Дико, первозданно, возможно, и романтично…
– Фу, какой вы скучный!
– Я городской человек, – пожал он плечами. – Хотя и провел детство у матушки в имении, но у нас в Тамбовской губернии леса другие. А в нашем уезде их и не было почти…
– Знаете, мне вас жаль. – Татьяна смотрела вдаль серьезно, прямо-таки упоенно, став такой красивой, что у него отчаянно заколотилось сердце. – Я бывала и в Петербурге, и в Париже, но отчего-то ничуть не прониклась городским мировоззрением. Я – отсюда… – Она повернула коня, подъехала к Бестужеву почти вплотную. – Что, я глупа?
– Вы великолепны, – он чувствовал, что ступил на скользкую дорожку, но остановиться уже не мог. – Даже если вы и впрямь разобьете мне сердце, я буду лишь благодарить за это бога…
Неизвестно, что случилось бы с ним, рассмейся Татьяна ему в лицо. Но она смотрела ему в глаза серьезно и строго, без тени насмешки или беспомощности. Бестужев взял ее за руку, и руку она не отняла. Ее пальцы оказались тонкими и теплыми, но сильными. Ветерок, налетавший с обрыва, играл прядями ее волос и конскими гривами.
– Это и называется – офицерская атака? – спросила она, не отводя глаз.
– Нет, – сказал Бестужев, чувствуя, как перехватывает горло. – С тех пор, как я впервые увидел вас в Шантарске, покоя для меня не стало. Я вас даже видел во сне.
– В каких-нибудь соблазнительных видах, которые в первую очередь измышляет мужской ум?
– Нет, честное слово. Совсем нет. Какая там атака, Таня, я один на всем белом свете, так уж вышло…
– А вы, похоже, искренни, – сказала она тихо. – Только не ожидаете же, что я брошусь вам на шею?
71 
