— Смотрите! — истошно завопил кто-то, но мало кто успел увидеть вал, стремительно накатившийся с востока.
Сильный удар перевернул галеру и две последние биремы. Раскрытые трюмы остальных кораблей наполнились водой. И снова штиль, солнце, макрели и летающие рыбки. Хананеи, перепуганные непонятным явлением, спешили на помощь тонущим. — Одиночная волна, — сказал араб, — бывает такое в океане.
Целый день и последующую лунную ночь исправляли повреждения от удара неожиданной волны. Сдавив с двух сторон бортами, поднимали по очереди перевернутые суда, выкачивали из трюмов воду.
— Представляю, сколько жизней унесет эта волна, когда доберется до берега, — произнес Альбатрос.
Араб впервые с уважением посмотрел на адмирала:
— И вправду, для берега она опасней, но тебе же то неведомо?
Альбатрос всячески старался расположить к себе арабского кормчего. Это ему удалось лишь тогда, когда пленник увидел магнитную стрелку. Он забыл обо всем; о гибели своих матросов, о пытках, о собственном предательстве. Порыжевшая от ржавчины стрелка в виде рыбешки, запаянная в стеклянном шаре со специальной прозрачной жидкостью, заворожила его. Альбатрос торжественно обещал отдать арабу драгоценное устройство, тайну финикиян, если тот честно приведет их в страну зинджей. Муссон муссоном, а опытный навигатор вдали от берегов да еще в незнакомых водах просто необходим.
Араб не верил. Финикияне всегда хранили свои тайны больше, чем собственные жизни. А магнитная стрелка — первая тайна сынов моря. Никакой другой народ не имел подобного сосуда с магнитной стрелкой. А если кому из чужаков и приходилось видеть компас древних, то устройство его и пользование им все равно оставалось для него загадкой. Финикияне так и не раскрыли никому тайну компаса, похоронив ее вместе со многими тайнами под руинами своих государств. Однако слухи о магнитной стрелке расползлись по всему миру.
Адмирал поклялся Мелькартом и арабским Илумкугом, что компас отдаст арабу. С этого момента у них установились приятельские отношения.
Ахтой сидел на палубе и рассматривал тени от вбитых в доску гвоздей.
— Великий Ра, Сияющий Ра, пощади мой жалкий разум, — шептал он, измученный и подавленный еще одной тайной природы, — почему твоя огненная ладья изменила свой вечный небесный путь?
Земля в представлении египтян — плоское дно ящика, небо — сияющая крышка его. Солнце, бог Ра, совершает свой незыблемый путь по южной части небосвода, прячась на ночь в Царстве Мертвых. Каково же было удивление Ахтоя, когда при переходе экватора солнце вдруг оказалось над головой и его собственная тень уместилась между ступнями его ног. Когда же солнечный зенит и весь пояс эклиптики переместился к северу, Ахтой заболел: его дух и плоть не выдержали такого потрясения. По ночам его душили кошмары, голова разрывалась от сверлящей боли. «Выходит, путь Ра зависит от местонахождения человека? Боги, не карайте меня за сомнения! Может, Ра — совсем не Ра? А творец Хнум создал мир совсем не таким образом, как мы думаем?».
Ахтою вдруг вспомнилось учение о неделимых частицах сидонянина Моха. «Неужели этот безбожник древности был прав? Неужели Хнум создал нас не из глины на гончарном круге, а из невидимых атомов? А может, вовсе и не Хнум нас создал?» И Ахтой совсем пал духом.
Жрец Ораз сладко потянулся у себя на тюфяке, с удовольствием зевнул и вылез на палубу. На глаза попался Ахтой. И Ораз принялся обращать египтянина в истинную веру.
— Отрекись от своего Имхотепа! — потребовал он решительно и поставил перед Ахтоем статуэтку Мелькарта. — Или будешь поклоняться Ваалу хананеев, или полетишь за борт к акулам.
Ахтой, не слыша, не видя ничего перед собой, скорбно покачивал головой, и мысли его витали в мире атомов и мудрых истин.
— Слышишь, египтянин?
Ахтой болезненно скривился: что хотят от него эти люди?
— Отрекись от своего Имхотепа!
— Ты невежественный жрец, — сказал Ахтой, — твой мозг далеко отстал от твоих мускулов.
— Я тебя…
— Если я отрекусь от Имхотепа, это значит, я отрекусь и от Ваала. Непонятно? Сядь и слушай. Каждый народ поклоняется богам. Эти боги имеют разные имена, потому что народы имеют разные языки. Да будет тебе известно, что если я поклоняюсь Имхотепу, фенеху — Эшмуну, греки — Асклепию, то все мы чтим одно божество — бога медицины. Поклоняться твоему Ваалу, значит, поклоняться и другу его, Эшмуну, то есть Имхотепу.