Особенно,... 
77 
Он подал кубок Памеле, потом поднял свой.
— За удачу!
Памела усмехнулась и погладила сверкающую сумочку, лежавшую рядом с ней.
— За удачу, — повторила она и отпила немного вина. — О, какое удивительно вкусное! Обычно мне не слишком нравятся белые вина.
Она заглянула в кубок.
— Но оно не совсем белое.
Цвет вина был таким же необычным, как и вкус. Если бы Памелу попросили описать его для какого-нибудь винного журнала, она сказала бы, что палитра этого вина легкая и свежая, как запах груши или дыни, а цветом оно напоминает солнечный свет.
— Что это, «Пино Крис»?
Аполлон пожал плечами.
— Не уверен. Я попросил подать лучшее из домашних вин.
И тут он сказал чистую правду. Весь ужин, вместе с вином, задумывала Артемида. Аполлон сделал еще глоток. Надо будет спросить сестру об этом вине, подумал он; вино действительно было и вкусным, и необычным. Оно казалось прохладным, однако Аполлон чувствовал, как вино наполняет его теплом, как бы исходящим откуда-то из глубины. Он посмотрел на Памелу. Ее щеки разгорелись, и она продолжала изучать отделку комнаты. Заметив его взгляд, Памела мягко улыбнулась. Ее губы чуть приоткрылись. Они были такими пухлыми, манящими…
— Я скучал по тебе сегодня, — сказал Аполлон.
— Я тоже по тебе соскучилась.
— Как же мне выдержать без тебя следующие пять дней?
— Пять дней?
Это должно было значить, что он приедет в Лас-Вегас в следующие выходные. Но разве она не собиралась вернуться в Колорадо? Ведь ее теперешний заказ должен был занять всего неделю. Пять дней без него… Мысли Памелы внезапно стали вялыми и несвязными… Время вдруг показалось неопределимым и незначимым. Она не хотела, чтобы он уезжал, но прямо сейчас он был здесь, так близко, что его можно было коснуться. Разве может мужчина быть таким красивым? Памела заставила себя остаться в кресле, хотя ей отчаянно хотелось перебраться в кресло Фебуса… содрать с него рубашку… и целовать, целовать его тело сверху донизу…
— Да, я… — Аполлон запнулся.
Что, собственно, они с Артемидой придумали в качестве объяснения его «поездки»? Аполлон вдруг понял, что ему очень трудно сосредоточиться на чем-нибудь, кроме ее губ.
Несколько девушек вошли в комнату одна за другой, неся полные блюда, и помешали Аполлону отшвырнуть стол и впиться в губы Памелы.
Аполлону и Памеле подали на золотых блюдах пищу богов.
— Тончайшие виноградные листья, начиненные лучшими кусочками мяса и сыром, — сообщила одна из служанок Артемиды нежным чарующим голосом, когда Памела откусила от душистого комочка.
— Барашек, вспоенный молоком и медом, — промурлыкала другая служанка.
Аполлон попробовал мясо, потом улыбнулся и с удовольствием принялся за еду. Конечно, его сестра обычно не отличалась хозяйственностью, но этим вечером она превзошла себя.
— Сыр из молока коз, за которыми ухаживали нимфы — так, словно это их любимые дети.
— Оливки и винные ягоды с горы Олимп, собранные нежными, знающими руками жриц Афродиты.
Да, это было наилучшее обслуживание, какое только видела Памела в своей жизни. Ей хотелось спросить Фебуса, как он умудрился организовать такой ужин. Должно быть, он забронировал для них двоих весь ресторан, а это значило — среди многого прочего, — что он невероятно успешный врач. А выглядел таким молодым! Вообще-то Памела собиралась спросить, сколько ему лет, и когда у него день рождения, и где он родился… но не потому, что это имело какое-то значение. Она просто удивлялась. Еще надо бы спросить его о… о… о чем? Она никак не могла сосредоточиться…
…потому что еда была такой потрясающе, невообразимо вкусной. Все чувства Памелы сосредоточились на ужине. Это было что-то большее, чем просто еда. Это напоминало о летнем солнце, жаре, желании… она перевела взгляд от тарелки на Фебуса, наблюдавшего за ней. Его глаза сияли, как сапфиры… У Памелы перехватило дыхание.
— Мы оставляем вас наедине; на ночь мы удаляемся… — пропели служанки.
И когда они исчезли, их сладкие голоса продолжали шептать почти неслышно:
«Отравляй… возбуждай… воспламеняй желание… Затуманивай ум, снимая запреты… разожги их…»
Аполлон и Памела едва заметили уход девушек. Они смотрели друг на друга, и вся комната, весь мир исчезли для них. Кожа у обоих горела от нараставшего внутреннего жара и желания.
— Мне нужно, чтобы ты любила меня…
77 
