Особенно,... 
123 
— Вам не о чем беспокоиться, милая леди. Мы с вашим отцом — судебные исполнители и вправе немедленно санкционировать любые выплаты. Вам, разумеется, причитается солидная сумма.
— Когда я должна выехать из поместья?
Уайтмор тяжело вздохнул:
— Все зависит от сэра Эдварда.
Розамунда вдруг вспомнила, что Эдвард унаследовал не только землю, но и титул баронета, и не упустила случая съехидничать:
— Вряд ли ему понравится его новый титул.
В глазах мистера Уайтмора вспыхнули озорные огоньки, но уже в следующее мгновение он опять посерьезнел.
— Сомневаюсь, что вы захотите здесь остаться, леди Овертон, после того как поместье отойдет к новым республиканцам.
— Конечно, не захочу. Когда это случится? Адвокат задумчиво побарабанил пальцами по столу:
— Ну, здесь нельзя ничего решать до тех пор, пока не будет доказано, что вы… э… не беременны.
Розамунда посмотрела ему прямо в глаза. Неужели Уайтмор знает?
— Конечно, подобный исход маловероятен, — поспешно добавил он, — но полагается сначала рассмотреть эту вероятность, прежде чем допускать к имуществу другого наследника.
Значит, у нее будет время подумать.
— И какой же срок на это отводится?
В этот момент в комнату с кислой миной вошел тот самый наследник.
— Тетя, почему мне не сказали, что приехал мистер Уайтмор?
— Я хотела сначала сама с ним проконсультироваться, Эдвард. Насчет моих прав на поместье, вдовьей части наследства и всего остального.
— Я позабочусь о благополучии леди Овертон, — тотчас заявил коттерит.
— В этом нет необходимости, сэр Эдвард…
— Прошу вас, не называйте меня сэром! — воскликнул тот, выкинув вперед руку. — Мы не пользуемся подобными титулами.
— Хорошо, мистер Овертон. Как вы, несомненно, знаете, леди Овертон получает по брачному договору хорошее денежное содержание. И если захочет, то может жить здесь до тех пор, пока не будет доказано ваше право на наследство.
— Это займет немного времени.
— Месяца два.
— Два месяца?
— Поскольку у покойного не осталось прямых наследников, сэр, допускается, что вдова беременна, — до тех пор, пока не станет очевидно обратное. Мы должны подождать как минимум два месяца, прежде чем вы получите неограниченный доступ к имуществу. Однако…
— Ни о каком ребенке не может быть и речи… — Эдвард многозначительно посмотрел на Розамунду. — Или может?
— Я не желаю обсуждать такие интимные вещи, Эдвард, но это не исключено.
Мистер Уайтмор смущенно закашлялся:
— Ну что ж, два месяца — не такой долгий срок, мистер Овертон, к тому же в это время вам будет разрешено пользоваться доходом от поместья. Однако пока все останется без изменений. Вам нельзя продавать или покупать имущество, а также вносить в него существенные изменения, заключать сделки или брать в долг. — Он встал, собираясь уйти.
Итак, у нее два мрсяца. Розамунда поднялась.
— До свидания, мистер Уайтмор. До свидания, Эдвард… — Она обернулась к племяннику, не поднимая глаз, чтобы тот не прочел ее мысли. — Вы, конечно, можете здесь переночевать, Эдвард, но если вы останетесь здесь дольше, я буду чувствовать себя неловко под одной крышей с молодым неженатым мужчиной.
— Тогда, может быть, уедете вы, тетя? Ваши родители с удовольствием вас примут.
— Сэр! — возмутился адвокат. — Леди Овертон имеет полное право оставаться в своем доме до тех пор, пока не решится вопрос с наследством, и вы должны уважать ее деликатные чувства.
Было совершенно ясно, что именно думает Эдвард о ее деликатных чувствах, но спорить он не стал.
— Все будет так, как вы пожелаете, тетя.
Племянник Дигби в гневе вышел из комнаты, и Розамунда вздрогнула. Что теперь будет? А если он попытается отравить и ее? Сегодня вечером ей надо быть начеку.
Однако Эдвард уже не представлял для нее серьезной угрозы, а вот бедный невинный младенец, который скоро у нее родится… Как же ей поступить? После ухода адвоката Розамунда пошла в спальню и села возле тела Дигби. Поразмыслив, она поняла, что не осмелится объявить своего ребенка рожденным от Дигби. Как только Эдварда арестуют, новым владельцем Венскоута станет доктор Нантвич.
Розамунда тяжело вздохнула. Носить ребенка открыто и сообщить всем, что это — внебрачное дитя, — жуткий позор. Конечно, она-то все перенесет, но память Дигби пятнать не хотелось. Не хватало еще, чтобы люди узнали, что жена изменяла ему в последние месяцы его жизни.
123 
