Вот они, причины! Во Франции просто-напросто нашли свое крайнее выражение отжившие феодальные традиции. Меньшая часть населения, «благородные», только и считались, собственно, настоящими людьми, а остальные вынуждены были жить с клеймом «третьего сорта». Характерно, что повсюду, по всей стране, восставшие первым делом даже не винные погреба разбивали – разводили костры и жгли книги своих повинностей. Ведь далеко не все французские крестьяне жили так зажиточно, как вандейцы…
Франция оказалась самым слабым звеном в цепи. Во всей остальной Европе (даже в Испании, где дворянская спесь перехлестывала все мыслимые пределы) к тому времени соблюдался некий «баланс интересов»: у крестьян было достаточно земли, а у горожан достаточно прав. Там никого так и не удалось поднять на всеобщий бунт. Во многих странах, по примеру Франции, закопошились свои «якобинцы», но они так и остались кучкой крикунов, неспособных увлечь массы. Поскольку массы вполне устраивало нынешнее положение дел.
Всю первую половину девятнадцатого века Англию здорово лихорадило – крестьянские волнения, рабочие бунты, борьба за создание профсоюзов, за всеобщее избирательное право. В Лондоне армейская кавалерия разгоняла митинги саблями, в Бирмингеме восставшие сожгли дворец епископа и разнесли по кирпичику тюрьму, на перекрестках дорог выставляли пушки, горели поместья и фабрики…
Но все это так и не вылилось в революцию. Власти понемногу сгладили ситуацию сочетанием террора и реформ – и лет на семьдесят настала тишина…
В общем, где тонко, там и рвется. Там, где поначалу требуют лишь реформ, не посягающих на основы, но власть оказывается неспособна их провести, протест и перерастает помаленьку в революцию, сметающую с трона королей. И эту истину следует запомнить хорошенько, не тратя времени на болтовню о жидомасонах и злокозненном иностранном влиянии…
3. Отдать половину или потерять все?
Несмотря на реки крови, на все зверства и ужасы всеобщей смуты, французская революция в своем развитии принесла довольно интересные результаты…
Во-первых, Наполеон занимался не только войнами. Он провел массу полезных и толковых реформ в экономике, правовой системе, государственном управлении.
Во-вторых, что не менее важно, французские крестьяне все же получили достаточно земли.
И после этого – как отрезало! Никогда более во Франции не случалось более-менее массовых крестьянских выступлений, за исключением «чумного бунта» 1831 г., но там были совсем другие причины: кто-то от большого ума пустил слух, что «чуму разносят парижане, чтобы захапать нашу землицу», и крестьяне начали изничтожать всех, кто, по их мнению, походил на парижан…. К экономике это уже не имеет никакого отношения, согласитесь.
Все до единого бунты, мятежи и «революции», случавшиеся во Франции после реформ Наполеона, происходили исключительно в Париже, где часто и охотно, только свистни, кидался строить баррикады тот элемент, что по-научному именуется маргинальным, а если говорить попросту – «бичева с бомжами». Так было и в 1830-м, и в 1848-м – Париж ходил на голове, а вся страна сохраняла полнейшее спокойствие. Во времена Парижской коммуны кое-какие беспорядки произошли разве что в Марселе, где полным-полно было уголовников, бродяг, контрабандистов и прочей гопоты, которых моментально прижали. А потом французские крестьяне, одетые в солдатские шинели, за пару месяцев нанизали на штыки парижских коммунаров. Иначе просто и быть не могло. В обширнейшем воззвании «К сельскому населению», сочиненном парижскими коммунарами, пожалуй, только один абзац несет конкретное содержание. Остальное – патетическая болтовня… Итак:
«Свобода везде, как в коммуне, так и во всем государстве; неприкосновенность жилища, расцвет труда, освобожденного от всех помех, имеющего возможность использовать всю свою энергию; оживление промышленности и торговли, пришедших в упадок благодаря позорным махинациям Версаля; распространение народного образования, заливающего страну потоками света и устанавливающего интеллектуальное равенство – единственный источник и единственная гарантия истинного равенства людей; наконец, единение всех сердец и всех волевых усилий».
Из этого высокопарного словоблудия крестьянин, человек прагматичный, не мог выбрать для себя ничего полезного – и потому проголосовал против Коммуны штыком…