– Я здесь, господин…
Гуго выглядел как побитый пес. Его вины в побеге Байды не было, но он все равно чувствовал себя виноватым.
– Завтра с ними займешься…
Ротгер кивком головы указал на потупившихся кнехтов.
– А то они у тебя совсем разжирели и обленились. Гонять до седьмого пота! Понял?
– Понял, господин…
– А ты куда смотрел!? – набросился Ротгер на несчастного Гунда.
Гунд едва не плакал. Он смотрел на своего сеньора с таким несчастным видом, что Ротгер немного оттаял сердцем и сжалился над ним.
– Ладно, – буркнул рыцарь. – Спишем твою нерасторопность на ранение. Ты ведь еще не совсем выздоровел. Это я маху дал, не приставив к схизмату еще двух конвоиров. Что там с нашим польским братом?
Чтана уже привели в чувство и поставили на ноги, что было совсем нелегко, так как его броня весила немало, да и сам он был видным мужчиной.
– Брат Чтан, как твое самочувствие? – участливо спросил Ротгер.
– Что случилось? – морщась, польский рыцарь недоуменно поглаживал челюсть, куда попал кулак казака.
– Ничего особенного, – невозмутимо ответил Ротгер, который уже полностью справился с нервами. – Просто ты получил по мордам от украинского казака по имени Байда. Он был моим пленником. Так что извини, брат, в происшествии есть и моя вина. Недоглядели…
– Где он!? – взревел Чтан, наливаясь кровью.
– Брось… – поморщился Ротгер. – Забудь. Это всего лишь неприятный эпизод. Челюсть твоя не сломана – и то ладно. А что касается того хлопа… пусть его. Невелика птица. Пусть немного полетает. Мы до него еще доберемся. Он оскорбил рыцаря, а за этот поступок лишь одна плата – кровь.
– Невелика птица!? – вскричал Чтан. – Да знаешь ли ты, брат Ротгер, кто этот Байда?
– Хлоп и схизмат, которого нужно было сразу повесить или посадить на кол. Да вот беда – я в этой глуши совсем размяк. Вел с ним душещипательные беседы, вино за одним столом пил… дьявол!
– Нет, ты не знаешь, кто он…
Лицо Чтана почернело от ненависти, распирающей польского рыцаря изнутри.
– Это князь Вишневецкий[54]! Да, да, Байда Вишневецкий, казацкий старшина, проклятый схизмат, один из самых больших врагов нашей святой веры.
– Святая пятница! Не может того быть! – Ротгер взвился, как ужаленный.
Ротгеру было хорошо известно это имя. Князю Вишневецкому не сиделось в своей Украине, и он часто совершал набеги во главе казачьих дружин на турок, крымских татар и даже на европейские владения Ливонского ордена.
Все воинские похождения Байды (как прозвали князя Вишневецкого казаки) заканчивались викторией, и он возвращался домой, отягощенный богатой добычей. А за его отрядом шли валки с освобожденными из рабства земляками и пленниками, которые хитроумный князь потом менял на украинцев, попавших в иноземное рабство.
– Нет, я не ошибаюсь. У меня с ним давние счеты… – Чтан скрипнул зубами.
– Будем считать, что нас теперь двое. Ах, как ловко он меня – нет, нас всех! – провел.
– Немудрено. Байда ведь характерник.
– Что такое характерник?
– Колдун.
В ответ Ротгер лишь сокрушенно покачал головой. На душе у него было очень скверно. Теперь он был уверен, что так называемое «посольство», скорее всего, являлось разведывательным отрядом украинских казаков. Но что понадобилось Байде в этих забытых Богом и людьми местах? Рыцарь готов был заложить свою голову на спор, что князь Вишневецкий отправился за тридевять земель от Украины не для того, чтобы развеять скуку и приобрести новые впечатления.
Глава 13. ЛУЧ СМЕРТИ
Казалось, что хлынувший, как из ведра, ливень притушил страсти, бушующие на вершине холма. Дождь шел недолго, но когда отгремели последние раскаты грома и все еще брюхатая туча лениво уползла за горизонт, над Тремя Могилами воцарилась благостная тишина. Стах и Анджей, мокрые и злые, к тому времени отошли от холма на безопасное, как им казалось, расстояние. Они забрались на кряжистого дуба-патриарха, откуда можно было без помех наблюдать за возвышенностью и одновременно сушить под солнцем, выглянувшим из-за туч, свою одежду.
– У меня уже руки трясутся от голода, – скулил Анджей.
– Потерпи немного, – грубо отвечал Коповский. – Не ной, и без тебя тошно.
– А сколько еще терпеть? – наивно спросил Анджей.
– Слушай, отстань! – рассердился Стах. – Трескай желуди, если терпеть невмоготу, их тут уйма.