Особенно,... 
85 
— Ты прав. Хотя в то время я об этом даже не думал. Не удивительно ли, что у меня сейчас мог бы быть десятилетний ребенок?
Дети. Он никогда не задумывался о детях, хотя предполагалось, что после женитьбы они у него появятся. Но сейчас он не мог даже представить их себе. Сыновья, играющие в рощицах в долине Сомерфорда, как играли когда-то он, Ван и Хоук. Возможно, дочери, резвящиеся на свободе, как когда-то Сьюзен…
Он понял, что дети, о которых он думал, были детьми его и Сьюзен. Дочери… такие же стройные, с ангельскими личиками, такие же смелые.
Дружба.
Только абсолютно спятивший идиот мог говорить о дружбе!
— Десятилетний, — снова повторил он, слегка горюя об этом несуществующем ребенке.
— И несомненно, теперь уже было бы полдюжины других, — поддразнил его Рейс.
Слишком разнежившийся, чтобы устроить настоящий «морской бой», Кон лениво брызнул в него водой.
Странная штука жизнь. Мы выбираем одни дороги и иногда по самым маловажным причинам отказываемся от других.
Он пошел в армию по предложению Хоука. Хоуку хотелось уйти из своей неблагополучной семьи. Он предложил Вану и Кону пойти вместе с ним. Все еще не оправившийся после разрыва со Сьюзен, Кон согласился. Он был вторым сыном, и ему было необходимо приобрести профессию, причем такую, которая заставила бы его находиться как можно дальше от Крэг-Уайверна и от Сьюзен Карслейк.
Ван, как и Хоук, был единственным сыном, но-семья у него была любящая. Ему пришлось выдержать настоящую битву, но в конце концов родители смирились и отпустили его.
Они втроем решили купить офицерские патенты в один и тот же кавалерийский полк, но Кон предпочел пойти в пехоту. Уж если делать что-нибудь, решил он, то надо делать это как следует, а пехота была основой британской армии, где во главу угла ставилась дисциплина.
Он служил своей стране и в основном мог гордиться тем, как служил, но все равно побудительным мотивом его вступления в армию был страх. Вступление в армию давало ему возможность избежать посещений Крэг-Уайверна.
С годами он убедил себя, что это глупо и что бояться ему нечего.
Теперь он понял, что это не так.
Прошло всего три дня — и на тебе, этот поцелуй!
Желание охватило его, как лихорадка, как буря, и если бы не присутствие Рейса, он овладел бы Сьюзен прямо на каменных плитах пола.
Если бы она ему позволила.
Интересно, смогла бы она остановить его?
Приходилось признать, что смогла бы. Ведь не превратился же он на самом деле в проклятого дракона!
Он взглянул вверх на ненасытного дракона, потом перевел взгляд на дракона, изображенного на его груди. Этот по крайней мере просто свернулся кольцами, изрыгая пламя.
— Проклятие! — сказал он. — Татуировку следует считать противозаконным деянием.
Рейс открыл глаза и, склонив голову набок, взглянул на нее.
— У тебя довольно неплохой образчик этого искусства.
— Но это навсегда!
— Увидев твою татуировку, немало людей в нашем полку сделали наколки.
— Болваны.
— Я и сам подумывал об этом, но никак не мог сделать окончательный выбор.
— Если верить Сьюзен, то тебе надо было изобразить ангела, Рейс.
Рейс скривил губы в усмешке:
— В таком случае я изобразил бы что-нибудь противоположное.
— Дьявола?
— Нет, мне это не подходит. — Действительно, он выглядел как красивый задорный ангелок с белокурыми волосами, которые курчавились вокруг лица. — А ты не ревнуешь ли меня к ангелоподобной Сьюзен?
— Нет, пока вы ведете себя, как положено ангелам, — сказал Кон.
— То есть как чисто духовные создания, лишенные каких-либо плотских склонностей?
— Вот именно.
— В таком случае, мне кажется, ни один из нас не является ангелом.
— Именно так.
Рейс тихо рассмеялся:
— Что ты намерен делать?
— Я не знаю.
Не действовал ли он сам подобно дракону в подземной темнице? И не был ли тот поцелуй актом насилия?
Она не сопротивлялась до самого конца, но и не прикоснулась к нему. Даже пребывая в лихорадочном состоянии, он это заметил. Сначала он тоже не прикасался к ней, если не считать губ, как будто это могло его от чего-то обезопасить, но под конец не смог устоять.
А она смогла.
Он испытывал мучительную неуверенность: неужели ей было противно? Неужели она подчинилась ему только из чувства страха?
Или еще хуже: потому, что ей больше всего на свете хотелось стать графиней Уайверн?
85 
