Последние отзывы

  54  

* * *

Через неделю от Сурка ушли двое батраков. Один – со скандалом, по недосмотру скормив волкам пять хозяйских овец, зато другой по уговору, отработав два года. Этот увел с собой корову – дойную трехлетку, может, еще и стельную, в общем стаде паслась. Сурка аж перекосило, когда бывший батрак на нее веревку накинул. Но уговор есть уговор: любую по выбору, кроме племенных.

Рыска проворочалась полночи. Корова за два года! А ведь Рыска работает на Сурка уже восемь лет. Ну, положим, не пни на вырубке корчует, но ведь тоже без дела не сидит, весь день что-то делает – а частенько и ночами при лучине глаза слепит.

С коровой и замуж можно. Не женкой, а женой. Не за вдовца или богатого старика-сластолюбца, а за нормального парня. Хоть того же кузнецова сына – ну и пусть косой, зато добрый. Корова – это уже полхозяйства! Никто потом попрекать не будет, что, мол, в одних лаптях тебя взял.

Утро началось наперекосяк. Женка подняла кухонных служанок на две лучины раньше обычного, и те, шепотом кляня мужиков во главе с Сашием, принялись за работу. Завтра ринтарцы отмечали великий праздник – День Бабы. По преданию именно в этот весенний день Богиня Хольга, осерчав на ленивого мужа, объявила, что отныне пальцем не шевельнет по хозяйству. И пришлось бедному Сашию самому и солнце по небу пихать, и дороги прясть, и души по земле рассевать. К вечеру приполз к супруге на коленях и взмолился о пощаде!

С той поры и повелось: один день в году ринтарские женщины сидели сложа руки, дабы напомнить мужьям, на ком дом держится. А дабы оный за это время не рухнул, все бабские дела следовало переделать загодя да вдобавок напечь праздничных пирогов и навертеть голубцов.

Праздник тихо ненавидели обе стороны, и скандалов на следующий день было столько, что впору называть его Днем Скалки. Но против традиции не попрешь, и Фесся яростно месила утробно чмокающее тесто, а женка разбирала капустный вилок, орудуя ножом с видом живодера. Мужикам им на глаза лучше было не попадаться, и батраки затихарились на крылечке, пуская по кругу цигарку с виноградным листом и конопелью.

К обеду, когда женщины устали, а дел оставалось немерено, раздражение достигло предела. Рыска, все еще погруженная в мысли о корове, столкнулась в сенях с Фессей, и оба горшка – с простоквашей и вареной свеклой – упали на пол, разбившись и перемешавшись. Служанка, обычно спокойная и снисходительная, вспылила и обозвала девушку неуклюжей бестолочью, которую даже медведь косолапый в жены не возьмет. Рыска в слезах выскочила во двор, мигом став мишенью для батрачьих шуточек. Щипок Пасилки стал последней каплей: девушка ляснула в ответ пощечину («О-о-о-о!» – восхищенно засвистели и загукали батраки) и, закусив губу, как корова удила, быстро пошла к парадному крыльцу. Видеть больше этот хутор не могу! Хватит, наработалась за спасибо – причем и того не дождешься!

* * *

Сурок сидел за столом, заваленным бумагами – были тут и витиевато составленные, на пять страниц, договора на мелованной бумаге, и клочки рукописных расписок, – и гонял костяшки по счетам.

– Чего тебе? – бросил он, мельком глянув на служанку.

Рыска оробела и вцепилась в край передника, как крыса в потолочную балку.

– Я… хозяин, мне на позатой неделе семнадцать исполнилось.

– Да-а-а? – Сурок поглядел на нее уже внимательнее, подольше. Девушка аж потянулась к вырезу рубашки, как будто расползающемуся под дядькиным взглядом.

– Ну вот я и подумала: пора бы мне… – пробормотала она.

– Замуж, что ли, собралась? – подозрительно перебил Сурок. – Ты это брось, у меня на тебя другие виды! Или нагуляла уже с кем?!

– Нет. – Рыска обиделась, гордо задрала подбородок и отчеканила: – Я хочу корову. За то, что восемь лет на вас работала.

– Коро-о-ову? – Хуторянин брезгливо оттопырил нижнюю губу. – Работница, ишь ты… нахалка. Корову я батракам плачу.

– А я кто?

– Приживалка нищая! Из жалости держу, потому как батюшке твоему кормить тебя нечем.

Девушка аж поперхнулась.

– Отчиму, – брякнула она, сама ошалев от своей наглости.

– Молчи уж, дура! – скривился хозяин. – Нашла чем хвастать. Скажи спасибо, что он позор твой прикрыл, дочерью назвал.

Рыска злобно прищурилась:

– Хороши же у вас приживалки: раньше петухов встают, позже котов ложатся, чтобы всю работу успеть переделать! Вот пойду к судье в город…

– Зачем тебе корова, голодранка? – сменил тон Сурок. Девчонку-то он брал у брата «за хлеб и ночлег», но только на три года. Потом ни Колай не напоминал, радуясь, что саврянское семя больше не мозолит ему глаза, ни Сурок забрать ее не требовал: работница из Рыски вышла отличная, умелая и проворная. Две коровы она уже точно выслужила, а спасенная Рыжуха десятка стоила. Но не отдавать же их дуре-девке! – Где ты ее держать, пасти будешь?

  54