У меня вырвался крик, но не крик боли. Влад потянул сильнее, всасывая больше крови. С каждым его глотком по телу расходилось пульсирующее тепло. Вампирский яд. Не причиняет вреда, но вызывает обманчивое, очень приятное ощущение тепла.
— Влад, хватит.
— Нет, — глухо промычал он, — еще.
И притянул меня ближе. Теперь я полулежала на нем, а сосал он как будто прямо у меня из позвоночника.
Влад провел рукой по моим рукам. Я задохнулась. Ладони у него были горячие, без обычного для вампиров холода. Должно быть, это его пирокинез. Моя кровь их так быстро согреть не могла.
Так же внезапно, как поймал, Влад меня выпустил. Я оперлась на стол, колени подгибались пуще прежнего.
— Теперь у тебя будет о чем подумать, кроме него, — сказал он.
— Не будет, — глухо вырвалось у меня, и я вдруг расплакалась. — Я все равно люблю его, Влад. Может, и ненавижу тоже, но… все равно люблю!
Его пристальный взгляд не дрогнул.
— Это пройдет.
«Пройдет?»
Я не сказала этого вслух, да и не нужно было, Влад и так меня услышал.
— Я уже сыта, — только и сказала я, покидая столовую.
Позже, ночью, когда я уже спала, кровать подо мной качнулась. Я испуганно раскрыла глаза, но к моим губам прижался чужой палец.
— Это всего лишь я. Хочу поговорить.
Я уже не спала. Люди, как правило, не забираются в чужую постель для разговора, а Влад занимался именно этим.
— В самом деле? — съязвила я.
Он пренебрежительно махнул рукой:
— Не комкай простыни, Кэт, я не собираюсь тебя насиловать.
— Там, где я росла, люди для разговоров не ложатся. — Чтобы подчеркнуть свою мысль, я села. Да, простыни я здорово помяла в кулаках. — Тебе, мягко говоря, недостает сдержанности, дружище.
Влад пристроил под голову подушку и рассмеялся:
— Ты прямо идеальная картина ярости, Смерть, но мы с тобой знаем, как легко мне испепелить эти простыни. Ну ладно, если забыть о твоем суровом воспитании в стиле Среднего Запада, есть возражения, чтобы я вот так устроился рядом с тобой?
Я выпустила край простыни. Он был прав по нескольким пунктам. Влад был намного сильнее меня, так что, даже не поджигая постельного белья, мог взять меня силой, если бы захотел. Плюс излишняя забота о приличиях, после того как он выпил из меня добрую пинту, была бы здорово похожа на ханжество.
— Ладно. О чем ты хотел поговорить?
— О твоем будущем.
Я насторожилась:
— Ты хочешь меня выставить. Ладно, я…
— Ты и впрямь думаешь, что я пришел сюда, чтобы вышвырнуть тебя из дома? — перебил он. — Плохо же ты меня знаешь.
— Извини. У меня выдалась, э-э-э, трудная неделя.
— Да, — без ложной жалости согласился он. — Твоя самооценка серьезно пострадала, а ты очень уязвима. Будь я в настроении, соблазнить тебя было бы проще простого.
— Ты так переполнен собой? — фыркнула я. — Но ты трясешь не то дерево, если думаешь, что мне нужен пистон из милости.
Он скривил губы:
— Я уже говорил, что не питаю к тебе романтических чувств. Я пришел потому, что ты мой друг, а друзья достаются мне куда труднее, чем пистоны.
То, что я к нему испытывала, тоже не имело отношения к влечению, хотя Влад был весьма притягателен. Нет, я испытывала странное чувство сродства.
— Я рада, что ты пришел. — И это было правдой. Менчереса, или Ниггера, или еще кого-то, кто возился бы со мной из чувства ответственности, я бы рядом не выдержала.
Влад стиснул мою руку:
— Ты справишься, но прежде тебе необходимо встретиться с ним лицом к лицу.
С ним. С Кости. Я отвернулась:
— Я ценю твои чувства, но в данном случае это лишнее. Я не собираюсь с ним видеться. Не хочу видеть, чем он занимается и с кем.
— Кэтрин, ты дура.
Я ощетинилась, услышав оскорбление и свое настоящее имя.
— Неужели, Драк? — Он тоже никогда не назывался этим именем.
— Ты никогда не покончишь с этим, потому что все еще гадаешь, действительно ли он ушел. Потому ты и не можешь с этим справиться. И по той же причине тебя в конце концов убьют: ты так занята мыслями о нем, что не замечаешь вампира в своей спальне, пока он не залезет к тебе в постель. Разберись с Кости раз и навсегда. И тогда уж иди дальше, с ним или без него.
— Я знаю, что все кончено, — севшим голосом отозвалась я. — Он сам сказал громко и ясно.
— А ты гадаешь, сказал ли он то, что думал. Не хотел ли просто причинить тебе боль, как ты ему, сбежав к его врагу во время боя. Ты сводишь себя с ума, гадая, не ждет ли он, что ты побежишь за ним, как он столько раз гонялся за тобой.