Последние отзывы

  35  

— Моей заслуги здесь, собственно, нет, — сказал поручик, тщательно подбирая слова. — Открытие сделал господин Хомяков, ваше превосходительство…

Бородатый был в штатском, в обычной серой визитке — но Савельева успели предупредить, что он имеет чин генерал-майора. Поручик себя чувствовал скованно и неловко: он впервые оказался лицом к лицу с членом Особого комитета, одним из своих высших начальников.

Но вот что любопытно… Бородатый не представился, однако он как две капли воды походил на крайне любимого и уважаемого в армейской среде живописца, известного многими полотнами на батальные темы. Возможно, сходство оказалось делом случая, и это совершенно другой человек. А может — тот же самый. Прочитав ту старую рукопись, Савельев понимал теперь, что членом Особого комитета может оказаться кто угодно. Человек, на которого никогда не подумают не только непосвященные, но и свои…

— Определенные заслуги у вас все же есть, — сказал бородатый. — Окажись на вашем месте формалист или кто-то черствый, доклад был бы совершенно другим. Никто не всполошился бы, и наш гостенек продолжал бы невозбранно разгуливать по Первопрестольной…

— И все же Хомяков…

— Я прекрасно понимаю, куда вы клоните, — хмыкнул бородатый. — У вас на лице написано, что вы горите желанием восстановить справедливость в отношении незаслуженно обиженного… Не беспокойтесь, все уже сделано. Господин Хомяков извлечен из мест, так сказать, ссылки, возвращен на прежнюю службу и даже повышен в чине — поскольку для новых работ создается целое отделение, которым будет заведовать опять-таки Хомяков. Для начальника отделения прежнего чина маловато — бюрократические установления-с. Вы что-то хотите спросить? Такой у вас вид…

Поручик решился:

— Мне хотелось бы знать: извинился ли господин Карелин перед человеком, которому он едва не сломал научную карьеру и жизнь?

Бородатый досадливо поморщился:

— Аркадий Петрович, по правде говоря, это не ваше дело… и не мое. Ученые мужи, знаете ли… У них свой, весьма своеобразный мир, образ мыслей, традиции… Извинился, не извинился… В любом случае господину Карелину сейчас крайне нелегко, он наверняка переживает не самые приятные минуты: то, что он публично назвал ошибкой и бредом, поставив на кон всю свою научную репутацию, оказалось истиной и реальностью… Так что будем к нему снисходительны. Тем более что он, какие бы ошибки ни совершил — все же крупнейший ученый в области физики времени, рядом с ним просто некого поставить… Ни я, ни вы к ученому миру не принадлежим, так что — богу богово, а кесарю кесарево… У Хомякова дела обстоят прекрасно, и хватит об этом… Поговорим немного о вас. Ваше имя, да будет вам известно, звучало на чрезвычайном заседании Комитета — и с самыми лучшими аттестациями. Два года никому не приходило в голову, что наши установки прекрасно подходят и для наблюдения за современностью — достаточно лишь отступить на минутку в былое. Инерция мышления, как выразился один из господ профессоров. Как-то изначально стало считаться: коли уж установки предназначены для наблюдения за былым и грядущим, это подразумевает немалую отдаленность наблюдаемых времен от нашего. И тут появляется обычный поручик…

— Это было что-то вроде случайного озарения, — сказал поручик, чувствуя себя еще более неловко. — Так, догадка…

— За такие «озарения» людей принято награждать, — сказал бородатый серьезно. — И, будьте уверены, я позабочусь… Да не опускайте вы глаза, словно красна девица… Аркадий Петрович я хочу предложить вам перейти на службу в Главный Штаб.

— Простите?

— Главный Штаб Особого комитета, — разъяснил бородач. — Очень интересное учреждение, поверьте. Поскольку ведает всем — и вашим батальоном, и Особым департаментом, и еще кое-какими учреждениями, о которых даже вам, даже сейчас знать пока что не полагается. Как вы смотрите на такое предложение?

— Это чисто штабная работа, я так понимаю?

— Конечно, — кивнул бородач. — Обычная штабная работа… ну, разумеется, специфическая донельзя, с учетом некоторой необычности наших ведомств… По-моему, вы были бы там на месте. У вас цепкий ум, способность к оригинальным идеям…

— Иными словами, это все из-за того, что мне пришло в голову… то самое озарение?

— Ну, в общем, да.

— Ваше превосходительство, простите, но я вынужден отказаться, — почтительно, но твердо произнес Савельев, — сейчас я, смею думать, на своем месте (он оглянулся на безмолвного Стахеева, но тот сидел с непроницаемым выражением лица). А штабная работа… Что, если такое озарение мне пришло в голову в первый и в последний раз в жизни? И ничего подобного более не повторится, не смогу я больше выдумывать оригинальные идеи? Думаю, в этом случае из меня выйдет рядовая бумажная крыса, каких полно в любых штабах. Я ничего не приобрету там и все потеряю здесь…

  35