Особенно,... 
79 
Лишь бы не переиграть…
Я выбрал зигзагообразный маршрут, с таким расчетом, чтобы все время держать Анубиса в поле зрения. Но странное дело: он лишь взглянул на меня мельком и отвернулся. Притворяется? Не знаю, не знаю…
Когда за мной закрылась дверь туалета, я с облегчением привалился к стене. У меня даже ноги дрожали.
Легче войти в реку с крокодилами, нежели прогуливаться на виду у Анубиса.
С первыми все заранее известно. Тварь, она и есть тварь, – всегда голодная и готова к нападению в любой момент. А что касается Анубиса, то можно только гадать, когда и где он нанесет свой разящий удар.
Я стал возле выхода и сделал вид, что решил покурить здесь в тишине и спокойствии. Время от времени я приоткрывал дверь и смотрел на Анубиса. Его стол с моего "наблюдательного" пункта был виден во всех подробностях.
"Мистер Смерть" сидел как засватанный. Казалось, что он поглощен только разговорами и едой. Анубис даже улыбался и поднимал тосты. Вот сволочь! Ну и нервы…
Но почему он не глядит в мою сторону? Наверное, уверен, что я никуда не денусь. И то верно: из туалета можно выбраться только через сливное отверстие унитаза.
И лишь когда я докуривал третью сигарету, до меня, наконец, дошло, что Анубис все-таки смотрит, но по направлению сектора, где расположен мой столик.
Ему что, Марья понравилась!? Не хватало еще, чтобы он решил завязать с нею знакомство и попытался затащить в свою постель. Убью гада! Тогда точно убью.
Плюнув с досады, я решительно покинул помещение туалета и снова поплыл обратно, изображая парусник, попавший в шторм. Анубис даже не удосужился взглянуть на меня. Это обстоятельство радовало, но не до потери штанов. Если он нацелился на Марью… Блин!
– Нужно закругляться, – решительно сказала Марья, когда я сел на свое место.
– Это почему?
– Мне кажется, вам уже хватит.
Она многозначительно указала глазами на графин с водкой.
– А еду и выпивку заберем с собой? Тут еще припасов на добрый час хорошего застолья. И кстати, не мешает под занавес выпить чашечку кофе и съесть мороженное.
– Не будем забирать. Оставим.
– Марья, это преступление! Стол влетел мне в круглую копеечку, и теперь ты хочешь, чтобы я оставил сие дорогое великолепие халдею!? Нет уж, дудки. Гулять, так гулять.
– Вот уж не думала, что вы такой жадный.
– Рачительный. Не жадный, а рачительный. Это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
– Наверное, у вас в роду были кулаки.
– Скорее всего. А может, купцы. Иначе откуда бы у меня взялась коммерческая жилка?
– Вот потому ваших дальних предков и раскулачили.
– Не понял…
– Объяснить?
– Конечно. Я люблю исторические экскурсы.
– А вы не обидитесь?
– Марья, о чем базар…
– Ловлю на слове. – Марья лукаво улыбнулась. – Вы очень нерешительный человек. Я бы даже сказала – ретроград. А в бизнесе нужно подметки рвать на ходу. Риск всегда окупается. Нельзя сидеть сиднем за воображаемой стеной.
– Спасибо, дорогой сэнсэй.[19] – Я церемонно склонил голову. – Учту на будущее. Кстати, я уже "рвал подметки". Вспомни Висловского. Но причем здесь мои предки?
– Будь у них большой коммерческий талант, они сразу бы почуяли, чем пахнет мировая война и революция.
И перевели бы свои капиталы в заграничные банки. Так, кстати, сделали многие. Почему-то об этом официальная история умалчивает.
– Да-а-а… – протянул я мечтательно. – Это было бы здорово. Блеск!
– Вы мечтаете уехать за рубеж?
– А кто этого не хочет? Только с моим хилым капитальцем там делать нечего. Будь мои предки посообразительней, я бы сейчас на Женевском озере чаи гонял и в ус не дул. Виллы в Швейцарии и Монако, счет с крупной цифирью и множеством нулей в надежном банке, тачка, изготовленная по спецзаказу…
Живи – не тужи. Никаких тебе бандитов, рэкета, грязных бомжей, продажных политиков, митингов, войны… Мечта, кто понимает.
– Вы это серьезно?
– Марья, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
– Тогда вы не патриот.
– А кто сказал, что я имею какое-то отношение к этому слову?
– Ну как же… – Марья опешила.
– Понятно. Как бывший военный, когда-то принимавший присягу, я должен вскакивать в шесть утра и стоять навытяжку, пока играют гимн страны. А при виде красного боевого знамени я просто обязан рыдать от умиления.
– В таких вопросах не шутят, – сказала Марья с серьезным видом.
– А я и не шучу. Сейчас слово "патриот" приравнивают к слову "националист" и считают бранным. Ни больше, ни меньше. Учитывая новые веяния, я стараюсь перестроиться. Чтобы меня не обвинили во всех смертных грехах и не приклеили соответствующий ярлык. А теперь возражай, если сможешь.
79 
