– Я так думаю, что если там есть мужики, то самогонку они и там обязательно изобретут…
– Золотые слова! – восхитился сосед.
– Пусть даже у них три ноги, два хвоста и шкура зеленая…
– От верно!
Солдат прошел в обратном направлении, бережно неся перед собой полнехонькую канистру – из тех хватких служивых, что в два счета сварят суп из топора, а уж смотаться в самоволку за пивком в близлежащую деревеньку и вовсе ухитрятся так, что ни один отец-командир не заподозрит. Данил вновь не проявил к военному никакого интереса, всецело поглощенный рыбой.
– Ну, пошли? – сказала Оксана, видя, что банка опустела. – Всего наилучшего, Панове, приятно было посидеть…
И первой направилась к двери, идущий следом Данил услышал за спиной:
– От дядьке везет, я б на свою холеру сменялся не глядя…
– Так он тебе и сменяет. Ты б сменял?
– Да ни в жизнь…
– А ты бы сменял? – осведомилась Оксана уже на улице.
– Тебя? – фыркнул Данил. – На холеру? Да ни в жисть, ясная пани. Какая вы сегодня, право…
– Ой! – она отпрянула с неподдельным ужасом. – Новый костюм же! А ты рыбу терзал…
– Да вымыл я руки, – сказал Данил. – С мылом, на три раза. И даже рот пастой прополоскал, пока ты наряд осматривала, не понес ли он урона от здешних кресел. У меня как раз был в кармане тюбик, крошка, из гостиничных, с Польши осталось…
– Это намек?
– Откровенный, – сказал Данил. – Руки мытые, зубы чищены… Пойдем погуляем под сосенками? – и взял ее за руку.
– Влияние окружающей идиллии?
– А почему бы нам и не прогуляться идиллически, держась за руки? – пожал он плечами. – Можно же ненадолго стать нормальными людьми…
– Это из какого-то романа?
– Из головы.
– Как в Польше? Ты так и не удосужился рассказать, зачем ездил…
– Да пустяки, рутина, – отмахнулся Данил, увлекая ее в прохладную тень сосен. – Посмотри лучше, как вокруг красиво…
Оксана не упиралась, и они долго целовались под сосной, словно сбежавшая с уроков парочка, вишневый бархат сминался под ладонями, пальцы наткнулись на круглую пуговицу…
Оксана гибко вывернулась:
– Э нет! Мы все-таки не в диких скалах, пан Черский… Нас в километре отсюда целый особняк ждет… Что подумает мирный пейзанин, если ненароком наткнется?
– Позавидует… – Данил снова взял ее за руку. – Ладно, пошли ехать лежать… хорошенький оборот речи? Велик и могуч русский язык…
Они вышли к громадному костелу из серого кирпича, где в фундамент была заделана каменная плита с непонятными знаками, смысла которых никто не знал и не надеялся разгадать, совсем неподалеку размещался самый настоящий сельский клуб и, как гласила рукодельная афиша, сегодня должны были демонстрировать кинофильм «Последние каникулы».
– Давай сходим? – предложил Данил. – Вечерком, пешочком туда и назад…
– Да ну. Название незнакомое, но, чует мое сердце, ерунда какая-нибудь.
Вот «Римские каникулы» я бы с удовольствием посмотрела. Мои любимый фильм. С юношеских лет.
– Купи кассету.
– По телевизору – совсем не то. Вот на большом экране, в большом зале, где эмоции окружающих тебе телепатически передаются – другое дело… – голос у нее стал тихим и мечтательным. – Совсем другое дело…
– А у меня любимый фильм был «Три мушкетера», – признался Данил. – Тот, французский, конечно, классический.
– Ну понятно – драки-поединки…
– Не только, – сказал Данил. – Я, знаешь ли, в пять лет научился читать как раз по «Трем мушкетерам». Серьезно. И долго не мог взять в толк, что же такое означает у д'Артаньяна это самое "д" с запятой? Дед? Или что? Родители помочь не могли, они сами и не представляли. А потом оказалось, что все невыносимо скучно и прозаично, всего-то – «из Артаньяна»… Но я все равно добрых полромана наизусть помню, – он прилежно процитировал:
– «Вдруг она увидела, как на повороте дороги заблестели обшитые галунами шляпы и заколыхались на ветру перья. Она насчитала сначала двух, потом пять и, наконец, восемь всадников; один из них вырвался на два корпуса вперед, миледи издала глухой стон: в скачущем впереди всаднике она узнала д'Артаньяна…» Что?
Оксана остановилась, резко развернулась к нему, в глазах был страх:
– Вон там, возле синей «Волги»…
– Ну и что? – спросил Данил, напрягшись, впрочем, при виде ее мгновенно осунувшегося лица. – Двое…
– Один – тот, что тогда на лестнице… С пистолетом…