Особенно,... 
70 
– Пустячок, а? – ухмыльнулась Ольга.
– Да уж какой там пустячок… – согласился Фельдмаршал не без грусти. – Придется поломать голову. Но и выигрыш… У графа скоро большой бал, кстати. При некоторой изворотливости нам нетрудно будет проникнуть в особняк… Ты великолепно сможешь изобразить светскую даму, да и я в роли вертопраха из общества буду достаточно убедителен…
– Не пойдет, – решительно сказала Ольга. – Мне туда никак нельзя являться в облике светской барышни, меня сразу узнают!
– Узнают… – сказал Фельдмаршал, задумчиво качая головой. – Ты же так и не сказала, где ты прежде жила, вот я и не могу судить, какие дома для тебя опасны, а какие нет. Послушай! А ведь, сдается мне, ты с успехом можешь изобразить офицера! Молодого офицера! Нужно подумать…
Ольга ни о чем не собиралась думать – у нее уже и так мелькнула идея, без ложной скромности – великолепная.
– Погоди… – сказала она. – Погоди… Я только сейчас сопоставила… Ты все время называл его «графом»… Сперантьев… Но ведь он не только граф, но еще и генерал? И состоит при Главном штабе?
– Ну да, – сказал Фельдмаршал, глядя на нее недоуменно. – Граф Сперантьев, генерал от кавалерии…
Пренебрегая ложной стыдливостью, Ольга встала с постели и, запахнувшись в обширную простыню – все же довольно тщательно, – присела на свободное кресло.
– Ты можешь не верить, Анатоль, – сказала она весело, – но, право же, еще неизвестно, кому больше повезло, что мы встретились и занялись… В общем, я знаю, как взять бриллианты. И Сперантьев при этом о нас никому не обмолвится ни словечком…
– Шутишь?
– Нисколечко, – сказала Ольга. – Ты очень убедительно разложил все по полочкам, настолько, что мне всерьез захотелось в Европу…
Глава тринадцатая
Люди в лазоревых мундирах
– Ну что ты вздыхаешь? – спросила Ольга, покосившись на шагавшего рядом Анатоля. – Тебе претит, что я – ротмистр, а ты только поручик? Но я же тебе объясняла: коли уж мне придется главные труды на себе и вынести, я должна быть старше тебя в звании. Иначе получится как-то нескладно: поручик ведет дело самым живейшим образом, а ротмистр топчется в уголке и помалкивает…
– Да нет, меня как раз вовсе не трогает, что ты старше в звании, – сказал Фельдмаршал задумчиво. – Я просто сам себе удивляюсь. Ты взялась неизвестно откуда, нашлась на улице, уж прости великодушно, как оброненный носовой платок, я тебя знаю всего несколько часов – и вот, проникся к тебе доверием настолько, что согласился с твоим замыслом и именно тебе отвел главную роль…
– Значит, я внушаю доверие.
– А ты, часом, не колдунья?
«Была, – с несказанной грустью подумала Ольга. – Увы, именно была…» – И сказала почти беззаботно:
– Господи, какое колдовство? Просто-напросто я красива, пленительна, обаятельна… и это повышает доверие к моим словам согласно логике нормальных мужчин, к которым ты, безусловно, принадлежишь. Есть у меня сильные подозрения: окажись я пожилой каргой с бородавками на лбу и мужскими усами, ты ко мне отнесся бы гораздо более скептически…
– Ты сейчас пленительна, как заправский ротмистр отдельного корпуса, и не более того… – проворчал Фельдмаршал беззлобно.
Слуга Фельдмаршала, видимо, мастер всех ремесел, которые необходимы толковому авантюристу в его многотрудной деятельности, часа полтора возился с ними, заставив туалетный столик коробочками и флакончиками с театральным гримом. Однако хлопоты того стоили: натуральные волосы, бачки и усы Анатоля, в жизни темно-русые, теперь имели сугубо черный цвет, причем бакенбарды стали гораздо обильнее путем вплетения в них клочков тончайшей шерсти. Ольгины брови стали тоже черными и гораздо более густыми, а вдобавок под носом у нее красовались роскошные кавалерийские усы, неотличимые от настоящих. Первое время Ольга боялась, что они вот-вот отклеятся и упадут на тротуар к живейшему интересу прохожих, не каждый день наблюдавших, надо полагать, как шагающий по Литейному бравый жандармский ротмистр вдруг теряет усы. Однако и усы, и косые бачки держались на своих местах безукоризненным образом, и она помаленьку успокоилась. И теперь они с Анатолем шагали неторопливо, но целеустремленно: два подтянутых офицера в голубых мундирах отдельного корпуса жандармов и начищенных касках, разбрызгивавших солнечные зайчики.
Как и подобало господам офицерам, да еще представлявшим столь значительное учреждение, они, придерживая сабли, поднялись по парадной лестнице генеральского особняка столь стремительно и энергично, что швейцар в ливрее с тремя воланами и огромными блестящими пуговицами с вытисненным барским гербом еще издали распахнул высокую дверь, отвел в сторону руку с блестящей, выше его треуголки булавой.
70 
