Когда наконец Николас проводил ее домой, она на какой-то момент задержала на нем взгляд, соображая, есть ли способ показать, как много ей было дано узнать в этот раз. Она видела, что прогулка и у него оставила хорошее впечатление, и знала, что не заблуждалась на этот счет.
Однако все окончилось легким поцелуем в щеку. Не сказав ни слова, Элинор позволила ему уйти.
* * *
Николас заехал к лорду Мидлторпу и со стоном упал в кресло.
— Френсис, мне кажется, я схожу с ума.
— Я не удивлен. Что опять стряслось? — спросил Мидлторп, протягивая гостю бокал с бренди.
— Элинор… — Николас сделал глубокий глоток. — Ее терпение истощается. Я не могу винить ее, но молюсь, чтобы она продержалась еще несколько дней.
— Значит, конец близко?
— Все устроено, но Тереза не оставила навязчивую идею взять меня с собой. Это ужасно, но я не смею проявить слабость, иначе мы потеряем все…
Мидлторп подошел и положил руку на плечо друга.
— Ты очень сильно переживаешь из-за Элинор?
Николас вздохнул:
— Ну да… Прежде мне было незнакомо подобное чувство. Мне никогда не нравилась ни одна женщина. Я мог только мечтать о ней… Должно быть, это и есть любовь. Но Боже мой, в такое неподходящее время!
Хозяин дома не нашелся что сказать.
— Знаешь, — продолжал Николас, — я постоянно думаю о ней. Когда она дома, я с трудом могу находиться там. Желание быть рядом с ней переполняет меня. Иногда она отыскивает меня, и все, что я могу сделать, — это поскорее удрать…
— Ты не думал рассказать ей все?
Николас горько рассмеялся.
— Дорогая Элинор, — ядовито начал он, — прости, но мне необходимо удалиться, чтобы предаться страстной любви с женщиной, которую я терпеть не могу. Ты не возражаешь, ведь так, моя душечка? И все это, поверь, моя драгоценная, ради нашего отечества.
Слушая друга, лорд Мидлторп медленно заливался краской. Он избегал думать о том, что предстоит сделать Николасу, продолжая игру с француженкой.
— Возможно, знай Элинор, что ты ненавидишь Терезу, это было бы менее болезненно для нее?
Николас обхватил голову руками:
— Не могу, Френсис. Не могу…
Бронзовые часы на камине отсчитывали секунды. Затем тишину нарушил глухой голос Николаса:
— Каждый раз, направляясь к Терезе, я думаю, буду ли в состоянии удовлетворить ее? Боюсь, что, несмотря на мои отчаянные усилия, у меня ничего не получится. — Он коротко рассмеялся. — Прежде такого никогда не случалось. Однако какая смелость пред лицом врага. Ты думаешь, они дадут мне медаль?
Мидлторп сжал его руку. Это все, что он мог сделать.
— Знаешь, Френсис, — безразлично сказал Николас, словно разговор шел о пустяках, — это было бы справедливое возмездие, если бы моя хваленая мужественность покинула меня, когда я наконец освобожусь, чтобы упасть в постель Элинор.
— Ты не заслуживаешь осуждения, Ник, — твердо заверил друга лорд Мидлторп. — Не изводи себя. Ты достаточно настрадался, чтобы тебе простились твои грехи. И, — добавил он с легкой улыбкой, — такая участь будет едва ли справедлива по отношению к Элинор.
Николас резко рассмеялся:
— Не думаю, что так. Ты жалеешь, что я вовлек тебя в это, Френсис?
— Нет, конечно, нет. Хотя я бы предпочел оказаться сейчас в деревне и чтобы ты никогда не был замешан во всем этом. Но если последствия таковы, что из-за них может возникнуть новая война…
Николас глубоко вздохнул:
— Значит, нет вопросов? Спасибо. Думаю, ты дал мне сил выдержать еще две ночи… А потом, с благословения Господа, вся эта грязная игра закончится.
* * *
Прошло два дня, и сэр Лайонел снова подстерег Элинор на утренней прогулке. Не следует ли ей изменить время и место прогулок?
— Моя дорогая сестра, ты являешь собой образец безоблачного счастья.
— Мой дорогой братец, а вот ты, напротив, очевидное беспутство.
— О, Нелл, я пребываю в глубокой печали, — вздохнул Лайонел. — Ни на секунду меня не оставляют мысли о бедной маленькой Деборе.
— Это скорее она должна печалиться, — сухо ответила Элинор.
— Оба, оба, дорогая. Увы, мы оба совершенно потеряны. И моя судьба в твоих руках…
Элинор приготовилась к очередным неприятностям.
— Я уже говорила, что не могу одолжить тебе денег. Мой муж не позволяет мне это.
Лайонел издал короткий смешок.
— Ай-яй-яй… Какой строгий муж! Подумать только, так командовать милой женушкой. — Он вдруг стал серьезным. — Но разве не обязанность жены защитить своего мужа от самого себя?