— Может быть, ученик, которого вы завалили? — спросил Питерсен.
Селдом едва заметно усмехнулся.
— Я уже давно никого не заваливаю, — ответил он. — У меня остались только аспиранты, блестящие аспиранты… Я бы скорее предположил, что этот человек никогда профессионально не изучал математику, но всего лишь прочел ту главу из моей книги, где речь идет о серийных преступлениях, и решил, к несчастью, что я как раз то лицо, с которым стоит посоперничать.
— Ладно, — сказал Питерсен, — для начала я могу отдать распоряжение, чтобы мне прислали список тех, кто купил вашу книгу в книжных магазинах нашего города, воспользовавшись кредитной карточкой.
— Мало вероятности, что от этого будет толк, — заметил Селдом. — Мои издатели ради рекламы — еще до выхода книги в свет — напечатали в «Оксфорд таймс» именно главу про серийные преступления. И многие поверили, что будущая книга — своего рода детективный роман, новая его разновидность. Поэтому первый тираж разошелся мгновенно.
Питерсен с некоторым разочарованием опустил голову, но тут его внимание привлекли рисунки на доске.
— Но теперь-то вы можете добавить еще что-нибудь к ранее сказанному?
— Второй символ в серии в большинстве случаев дает след — то есть подсказывает, каким образом надо воспринимать всю цепочку: либо это отражение предметов или событий некоего существующего в реальности мира, иначе говоря, символы в самом привычном значении слова, либо это геометрические фигуры. Второй символ — опять же хитроумный шаг, ведь рыба нарисована очень схематично, что позволяет два способа прочтения.
Интересно и ее вертикальное положение. Ведь может иметься в виду серия фигур, расположенных симметрично относительно вертикальной оси. Если же мы договоримся считать фигуру действительно рыбой, появится, само собой разумеется, и много других вариантов ее истолкования.
— Аквариум, — сказал я, и, когда Питерсен изумленно повернулся в мою сторону, Селдом молча кивнул.
— Да, сначала я тоже так подумал. Аквариумом называют палату, в которой находился Кларк в больнице Радклиффа, — пояснил он. — Но это впрямую указывало бы на кого-то, связанного с больницей, и вряд ли такой человек выбрал бы символ, который дает столь очевидную зацепку. Кроме того, если принять данную версию, будет непонятно, как круг связан с миссис Иглтон… — Селдом ходил по комнате, опустив голову. — И вот еще что интересно, — продолжил он, — и что так или иначе подразумевается в послании: преступник полагает, будто математики способны разгадать загадку. Я хочу сказать следующее: в этих символах есть нечто, отсылающее именно к тем проблемам, которые связаны с математическим складом ума.
— А догадок по поводу третьего символа у вас, случайно, не появилось? — спросил Питерсен. .
— Появилась одна мысль, — отозвался Селдом, — но я отлично представляю себе и совсем другие варианты, я бы сказал, столь же логичные. Вот почему в тестах дается не менее трех символов, чтобы испытуемый отгадал четвертый. Два символа — слишком неопределенно… А вообще-то мне нужно время, я должен как следует поразмыслить… Я не хотел бы допустить ошибку. Экзаменатор теперь он, и если мы дадим неправильный ответ, это может привести к новому убийству.
— А вы на самом деле считаете, что он остановится, если мы найдем верное решение? — спросил Питерсен с большим сомнением в голосе.
Беда в том, подумал я, что тут не может быть одного конкретного решения. Да, это хуже всего. Я вдруг сообразил, почему Селдом хотел, чтобы я увидел Фрэнка Калмэна и сообразил, что у занимавшей его проблемы есть второй уровень. Мне было любопытно послушать, как он станет объяснять Питерсену все эти вещи про непоседливый склад ума, про Витгенштейна, про парадоксы конечных правил… Но Селдому хватило одной лишь фразы.
— Остановится, — медленно проговорил он, — если мы угадаем именно то решение, которое подразумевает он.
Глава 12
Питерсен поднялся со стула, прошелся по комнате, заложив руки за спину. Потом взял пальто, брошенное на край стола, снова внимательно поглядел на доску и вдруг тыльной стороной ладони стер круг.
— Запомните: мы будем держать в тайне первый символ до тех пор, пока это будет возможно, я не хотел бы дразнить гусей. Как вы думаете, они — я имею в виду математиков с первого этажа — способны угадать его после того, как им стал известен второй знак?