Особенно,... 
62 
Подросток долго сидел по шею в воде, с тревогой прислушиваясь к волчьему гвалту. Но насытившиеся хищники не стали его разыскивать, и вскоре вой стаи растаял в надвигающемся предрассветье. Тогда Савмак выбрался на сушу и, утомленный боем с гоплитами и бешенной ночной скачкой, уснул, едва коснувшись земли.
Проснулся Савмак от жажды. Солнце уже поднялось довольно высоко, и его палящие лучи безжалостно вонзались в окаменевшую от жары землю. Испив воды из промоины и смыв засохшую грязь с лица и рук, подросток направился на поиски своего коня, вернее, того, что он нес на себе.
От скакуна остались только дочиста обглоданные кости, грива и хвост. Савмак облегченно вздохнул, завидев в траве переметные сумы; там хранилось его главное сокровище, эллинский панцирь, а также немного еды: сыр, кусочек вяленой конины и зачерствевшая ячменная лепешка. Перекусив, подросток перекинул сумы через плечо и споро зашагал на север, туда, где должен был находится Напит, город-крепость скифов. С виду Савмак казался спокойным, как и подобает воину, но его серые глаза нередко помимо воли хозяина полнились слезой, когда он вспоминал своего скакуна.
На небольшую балку подросток наткнулся случайно, уже под вечер, когда солнце утратило яркость и окунулось в зыбкое марево над горизонтом. Сначала он почувствовал запах дыма, а затем, присмотревшись, увидел тонкую полупрозрачную струйку горячего воздуха, поднимавшуюся с поверхности плоской, как стол, степи. Обрадованный и одновременно обеспокоенный Савмак на всякий случай лег в траву и, по-собачьи принюхиваясь, пополз, как ящерица, в сторону пока невидимого костра.
И только тогда, когда он едва не свалился с крутого, местами обрывистого склона, его взору наконец открылась глубокая, поросшая высоким кустарником балка, на дне которой весело журчал родник, изливаясь в небольшое озерко.
Костер был разложен на крохотной поляне, тщательно очищенной от сухостоя, рядом с ключом. Как ни присматривался Савмак, но людей поблизости он так и не заметил, хотя над костром висел большой котел с каким-то варевом, а на ветвях кустарника сушилась натянутая на деревянную рамку баранья шкура. Но соблазнительный аромат еды мало волновал подростка в этот момент: его глаза были прикованы к весело журчащим холодным струйкам родника. Жажда, мучившая Савмака с полудня, была нестерпима, и он, позабыв об осторожности, кубарем скатился вниз по склону, лег на живот и, окунув голову почти по макушку в живительную влагу, принялся с торопливым наслаждением пить ледяную воду.
– Эй ты, замри! – неожиданно раздался чей-то писклявый голос. – Иначе пришпилю к земле, как букашку.
От испуга Савмак поперхнулся, закашлялся, и невольно повернулся на бок. Чуть поодаль, держа в руках лук, стоял невысокий, сморщенный старикашка в невообразимых лохмотьях. Он был худ, скрючен, с виду немощен, но хитрое лисье лицо поражало выражением жестокости и коварства.
– Брось мне свой меч, – продолжал командовать старикашка. – Вот так… Нож у тебя есть? Нет? Ай, врешь, собачье отродье. Ну ладно, ложись ничком, а руки сложи за спиной. И смотри – шевельнешься, получишь стрелу в затылок.
Савмак безропотно повиновался. Старик разговаривал с ним на ломанном скифском языке с примесью таких же исковерканных эллинских слов, и подросток его понимал достаточно хорошо, хотя от этого ему было не легче. Савмак едва не заплакал от злости, что попал в западню, как желторотый птенец-несмышленыш.
Тем временем старикашка связал ему руки волосяным арканом.
– Ты кто такой? – спросил старый разбойник, накладывая последние узлы на ноги. – Молчишь? Ничего, я тебе язык развяжу… – рассмеялся он довольным, визгливым смешком.
Старик поторопился к котлу, в котором бурлило, выплескиваясь на дрова, варево. Помешав похлебку окоренной веткой, он возвратился к связанному пленнику.
– Значит, говорить со мной не хочешь… – снова хихикнул он с ехидцей. – И то ладно… Интересно, что тут у тебя? – принялся вытряхивать содержимое переметной сумы на землю. – О, панцирь! – с ликованием вскричал он и жадно схватил ярко начищенные пластины. – Благодарю тебя, Мать Кибела, за такую удачу! Клянусь, принесу на твой алтарь богатые дары… если, конечно, мне дадут за него хорошую цену… – старик с видом знатока принялся рассматривать чеканные изображения диковинных зверей на нагруднике. – Ц-ц-ц… – поцокал языком в восхищении. – Он и впрямь стоит больших денег. Никому его не доверю, сам продам, – наконец принял решение.
62 
